Читаем «Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник] полностью

Политика может выродиться везде — не только в гитлеровской Германии или сталинской России, но и в Ирландии, Алжире и Вьетнаме. Тем не менее Ирландия большей частью самостоятельна, Алжиру предоставлена независимость, война во Вьетнаме была в конце концов прекращена благодаря внутриамериканской оппозиции. Нас, однако, продолжает тревожить уникальная разрушительная работа нацизма в контексте всемирной истории. Нас беспокоит вопрос: почему только Германия породила, терпела и с крайним упорством практиковала национал-социализм вплоть до апреля 1945 года? Сравнение никогда не сможет ликвидировать отличия нацизма от других форм вырождения политического господства, но, пожалуй, способно лишь еще сильнее их выявить. В дальнейшем, избегая высокомерия и мифотворчества и стремясь к разумному подведению итогов, можно будет называть «особым путем Германии» в мире XIX и XX веков период до 1945 ‐ го и историю ФРГ с 1945 года.

Пер. с нем. Екатерины Заболотской

Литература

[Blackbourn, Eley 1980] — Blackbourn D., Eley G. Mythen deutscher Geschichtsschreibung: Die gescheiterte bürgerliche Revolution von 1848. Frankfurt am Main; Berlin; Wien: Ullstein, 1980.

[Calleo 1980a] — Calleo D. The German Problem Reconsidered: Germany and the World Order, 1870 to the Present. Cambridge: Cambridge University Press, 1980.

[Calleo 1980b] — Calleo D. P. Legende und Wirklichkeit der deutschen Gefahr: Neue Aspekte zur Rolle Deutschlands in der Weltgeschichte von Bismarck bis heute. Bonn: Keil, 1980.

[Mayer 1981] — Mayer A. J. The Persistence of the Old Regime: Europe to the Great War. New York; London: Pantheon, 1981.

Священная Римская империя как церемониальное государство [162]

Барбара Штольберг-Рилингер

Вопрос, была ли Священная Римская империя германской нации исключительно уникальным политическим образованием, несопоставимым с другими монархиями раннего Нового времени, довольно живо обсуждается сегодня немецкими историками. Многие ныне предпочитают говорить скорее об общности, чем о различиях. Немцы больше не хотят быть вечным обидным исключением в европейской истории. Тем не менее, как и следовало ожидать, ответ в данном случае зависит от постановки самого вопроса. Всякие ли предметы можно сравнивать (включая, например, мышь и слона), и не определяется ли результат в первую очередь установлением параметров сравнения? Разумеется, монархии Нового времени имели много общего, такого, что отличает их от современных демократических правовых государств. Однако наибольший интерес у историков вызывают, конечно, различия, поскольку главная цель историка заключается в правильном понимании уникальной структуры каждого конкретного государственного образования. С этой точки зрения история Европы оказывается не чем иным, как собранием примеров особых путей развития.

Как бы то ни было, в одном отношении история Священной Римской империи представляет собой особый путь: в отличие от Англии, Франции и большинства других европейских монархий (если мы на время забудем о Польше), в 1806 году империя просто перестала существовать как институциональное образование. В этом смысле она действительно вступила на особый путь, оказавшийся для нее тупиком, из которого она так и не смогла выбраться. Как это стало возможно и какую политическую реальность представляло государство, если его оказалось можно распустить простым росчерком императорского пера? Чтобы ответить на этот вопрос, прежде всего необходимо понять, чем же в действительности была Священная Римская империя германской нации.

Если мы посмотрим на то, как сами современники отвечали на него, у нас снова возникнет впечатление, будто мы имеем дело с особым случаем. Уже мыслители XVII–XVIII веков считали империю «политической загадкой», называя ее химерой и чудовищем. Знаменитое высказывание Самуэля Пуфендорфа, великого ученого и историка империи, где он называет ее «monstro simile» — «подобной чудищу», было далеко не единственным [Pufendorf 1994: 106]. Империя была неким гермафродитом, одновременно объединяя в себе все и не являясь ничем в отдельности; иными словами, это было нечто, что не поддавалось точной классификации и ясному осмыслению: ни монархия, ни аристократия, ни государство, ни конфедерация государств — абсолютно уникальное смешение всех известных политических категорий. Наиболее остроумную характеристику дал в 1802 году Георг Вильгельм Фридрих Гегель, парадоксально заметив, что для него империя — одновременно и государство, и негосударство [Hegel 1966: 62].

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука