Особый район

– Слушаю! – на лице Ивана отражалось тревожное ожидание, но в его взгляде Незванов отметил едва уловимый отблеск той наглости, которую тот постоянно проявлял в отношениях с подчиненными и никогда – с начальством. Это было что-то непривычное. Похоже, Глагола приготовил какую-то пакость.

– Скажи, Иван, – глядя ему прямо в глаза, произнес директор, когда тот присел на самый краешек стула, – у меня когда-нибудь были к тебе претензии по работе?

– Та не вроде, – ответил Глагола, отводя взгляд. – Я ж свою работу всегда справно роблю…

– Так чего же ты сейчас так расслабился? – голос Незванова зазвучал жестко. – Столько времени прошло, а ты всего один коровник построил, скот в нем на головах друг у друга стоит! Второй давно пора под крышу подвести, а ты еще стены не сложил! Почему, я спрашиваю? Где твоя «справная» работа? Смотри, если хоть один бычок подохнет, ты знаешь, что с тобой будет!

– А не трэба мэнэ пугати! – вдруг выпалил Иван и сменил позу, прочно усевшись на стуле. Когда надо, он великолепно говорил по-русски, но сейчас почему-то перешел на «мову». – Шо вы мне зробыте?

– Не понял! – Незванов с удивлением посмотрел на неожиданно показавшего зубы подчиненного.

– О то ж… пайку вы у меня не отымете, не имеете права голодом морить. Пайку даже последний бичара получает и такую ж, как я. Так чего ради я буду из штанов выпрыгивать, вкалывать день и ночь? Я, значит, должен с ног падать, да еще ответственность такая, а получу за свою работу тот же кусок хлеба, что Трамвай получает. Так на хрена мне такой праздник, скажите на милость? Или взять мои теплицы… Слава, жинка моя, как горбатилась в них, так и горбатится. Ну ладно, помогают сейчас ей бабы, но теплицы-то мои! Я материал за свои кровные куплял, сам их строил. Никто строить не помогал, а все равно огурчики-помидорчики поровну! Ни, мне торопиться некуда, буду робыть потыхэньку, смотришь, и здоровье лучше сохранится…

– А ты понимаешь, что от твоей работы сейчас жизнь всего поселка зависит? – сжал кулаки Незванов.

– Вот тильки не надо мне на сознательность давить! – Было видно, что Глагола давно готовился к этому разговору и припас все необходимые контраргументы. – У вас, может, она есть, а у меня вот нэма. Нэма – и усе тут!

– Так чего же ты хочешь? – с трудом подавив вспышку гнева, спросил Иван Петрович.

– Вот с того и трэба было начинать! – удовлетворенно ответил Иван. – А то сразу пугать… Зараз усе и обскажу. Я, Иван Петрович, так соображаю, что каждая работа свою цену имеет, и не желаю я, чтобы меня с каким-нибудь Трамваем ровнялы! А ведь у нас так оно и выходит!

– Что же ты, две пайки хочешь? – усмехнулся Незванов. – К твоему сведению, я тоже одну получаю.

– Так я же ж и говорю, что вы сознательный! – увидев улыбку директора, Глагола решил, что грозу пронесло мимо. – А я, видать, ще не дорос. Я хочу за свою работу гроши получать и самому решать, куда их потратить, на хлеб или штаны новые купить. А то и вообще в чулок заховать, це уж мое дило. И не один я так думаю. Как я могу людей заставить лучше робыть? Каждый думает – хоть сегодня я той коровник побудую, хоть в следующем роки, все равно свой кусок хлеба получу. А я не могу им даже бутылку пообещать за досрочную сдачу, нэма у мэнэ той бутылки…

– Какие еще гроши? – поморщился Незванов. – Откуда им взяться? Сам знаешь, нет в кассе денег!

– То разве проблема? – удивился Глагола. – Якуты, и те придумали, что делать. Мне люди казалы, что они свои карбованьци завели, и все у них справедливо. Заробыл, получил, потратил… А мы что, дурнее их? Можно ж и у нас такое завести…

– Справедливо, говоришь? Ну-ну… – Иван Петрович вдруг понял, что может накричать на Глаголу, снять его с должности и отправить валить лес, а то и вовсе возить дерьмо, но этим все равно не переломит ситуацию в свою пользу. Вроде бы исправно действующая сначала система стала давать один сбой за другим. Он давно заметил, что люди, пусть не все, но многие, стали относиться к своим обязанностям с прохладцей, старались увильнуть от работы, возмущались и спорили, когда им казалось, что от них требуют больше, чем от других. Таких, как Валера Седых, способных понять особенность ситуации, можно было перечесть по пальцам. А у него не осталось ни одного рычага, чтобы заставить людей трудиться с полной самоотдачей, потому что он не мог предложить им стимула.