Особый район

– Хорошо, – ответил Незванов Кудрину после долгой и тягостной паузы. – Будем исходить из того, что ты имеешь право на высказанный мне упрек. Согласимся и с тем, что он не так уж и необоснован. Но не станем искать виноватых и переходить на личности, а подумаем, как нам выйти из кризиса. Я жду ваших предложений.

– Меня прошу уволить от этого, – подала голос Голикова. – Я не генератор идей. Вот обсчитать ваши предложения – это всегда пожалуйста. Так что, прошу меня извинить, но у меня через два часа дойка…

– На ферме обойдутся без вас, – перебил ее Незванов. – Вас заменят, а вы нам понадобитесь здесь.

– А мудрствовать особенно и не нужно, – вмешался Кудрин, крайне удивленный неожиданной сговорчивостью директора. – На Тоболяхе уже все придумали, надо просто перенять их опыт.

– Э-э, нет! – покачал пальцем Иван Петрович. – Не так все просто, как ты думаешь. Это у Атласова все просто оказалось. Захотел одним прыжком запрыгнуть в капитализм, а оказался в феодализме. У него – все, у остальных – ничего. Сколько хочет, столько денег и печатает, кого надо – подкармливает, неугодных может и голодом уморить. А выживание – личное дело каждого! Ты этого хочешь?

– Нет, конечно, но ведь можно и подработать… – попытался оправдаться Кудрин.

– А я уже все подработал, – не стал слушать его Незванов. – Сейчас я изложу свои предложения, а потом прошу высказывать замечания. Ольга Николаевна, попрошу вас записывать.

Голикова взяла стопку бумаги, ручку и замерла в ожидании.

– Пункт первый, – начал диктовать директор. – Работать должны все, за исключением нетрудоспособных по состоянию здоровья, беременных женщин и матерей с маленькими детьми. Работающие за свой труд получают заработную плату, размер которой для каждого рода деятельности будет разработан специальной комиссией и утвержден на общем собрании. Нетрудоспособные после прохождения медицинской комиссии и предоставления подтверждающих документов получают пособие, достаточное для нормальной жизни. Размер оплаты за труд определяется для каждого работающего индивидуально, в зависимости от персонального вклада.

– Годится? – спросил Незванов у Кудрина.

– Трудновато придется, – пожал плечами тот. – Непросто будет тот вклад определить…

– Ничего, справимся. Поехали дальше…

Незванов диктовал свои предложения добрых полчаса. Вроде бы не забыл ничего – и достоинство «денег», и размер их эмиссии, и множество других вопросов.

– Ну, все, теперь ваша очередь! – сказал он, закончив. – Какие будут замечания?

– А что тут добавишь? – осторожно сказал Кудрин. – Вроде все правильно… А если что не так, то все равно все шероховатости только на практике вылезут.

– Значит, так и запишем, – Иван Петрович повернулся к главбуху. – В предложенную программу могут быть внесены поправки и изменения по мере ее внедрения в жизнь. А теперь, уважаемые, возвращайтесь к исполнению прежних обязанностей, занимайте свои кабинеты. Сколько вам понадобится времени, чтобы привести программу в божеский вид и все обсчитать?

– Недели три, не меньше, – подумав, ответил Кудрин. – Работа большая…

– Каких три недели? – возмутилась Голикова. – Это ведь по каждой профессии нужно рассчитать, да коэффициенты, да мало ли чего еще выплывет. А нормативных документов никаких… Нет, раньше чем за месяц, не управиться!

– В общем, так, – заключил Незванов. – У вас на все про все есть двенадцать дней. Через двенадцать дней, в воскресенье, я назначаю общее собрание…

Глава 4 Орлята учатся летать

Альберт Генрихович вышел из конторы не в самом лучшем расположении духа. Даже звон весенней капели и бегущие по улицам ручейки не улучшили его настроения. Решение директора о приостановке поисков «выхода в будущее», в существовании которого Мюллер не сомневался, означало, что встреча с неизведанным откладывается на неопределенное время. Возможность проникнуть в будущее значила для Альберта Генриховича так много, что если бы они отыскали проход, ведущий в родной, привычный мир, он был бы не так уж и рад. Даже если из вожделенного будущего нет возврата, он готов был броситься туда очертя голову. Одним словом – «увидеть грядущее и умереть».

На конторском крыльце, щурясь от яркого солнечного света, стояли двое мужчин. Один из них был Стас Сикорский, со вторым, высоким и чем-то похожим на Незванова, Мюллер не был знаком, но видел как-то раз и знал, что это тот самый военный, который одержал победу над бандитами с Хатагай-Хаи.

– Привет! – Мюллер пожал им руки и без всяких предисловий начал выкладывать Сикорскому свои переживания.

– Погоди, – перебил его Стас. – Ты знаком с Артемом?

Мюллер отрицательно помотал головой, раздосадованный, что его перебили, но Стас, не обращая внимания на его обиду, сказал:

– Так познакомьтесь. Артем Бестужев – Альберт Мюллер.

Бестужев вежливо кивнул, и Альберт Генрихович тут же снова принялся жаловаться Сикорскому на решение директора. Сейчас он совсем не походил на того Мюллера Гестапо, при виде которого разбегались кто куда нерадивые работники.