Особый штаб «Россия»

У самого Месснера до его появления у Смысловского не было ни командного стажа, ни опыта штабной работы в немецкой армии. И был он обыкновенным фельдфебелем, состоявшим на службе у германских органов пропаганды[597].

Читая «откровения» Месснера, удивляешься тому, как человек самозабвенно оплевывает самого себя. «И полк, и штаб были сконструированы по принципу: с бору да по сосенке», «вспоминал» он, и оперативный отдел, возглавляемый им, «фактически» не существовал[598]. Стоит тогда задаться вопросом: если все так было плохо с самого начала, почему Евгений Эдуардович пошел к Смысловскому? Попробовал бы устроиться в штаб ВС КОНР, тем более что РОК с 28 января 1945 г. находился в составе войск Власова. Но Месснер не устраивался туда, поскольку, наверное, знал, как там относятся к офицерам-белогвардейцам. Хорошо в этом смысле ситуацию с власовцами прочувствовал Г. Симон-Томин. 13 апреля 1945 г. он записал в дневнике: «Вчера в Зальцбурге. В штабе P.O.А. церберы, толку, кажется, немного»[599].

В наряде по кухне

А на самом деле Смысловскому долго «конструировать» свою армию не пришлось, так как половину должностей, например в том же штабе 1-й РНА, занимали его люди (В. Ф. Климентьев, C. K. Каширин, Н. К. Кондырев, Г. А. Теславский). На командных должностях также стояли его офицеры (Г. Г. Бобриков и Тарасов-Соболев). Из прибывших на службу в штаб были С. Н. Ряснянский (первым начальником штаба был К. Е. Истомин, носивший псевдоним «Мусатов»[600]), Е. Э. Месснер и И. А. Колюбакин.

Часть офицеров, служивших у Бориса Алексеевича, прибыли из РОКа. Отсюда заявления Евгения Эдуардовича выглядят крайне оскорбительными в отношении этих людей, например, подполковника Ивана Алексеевича Колюбакина. В Русском корпусе он находился на командной должности в 3-м полку, тогда как Месснер ничем не командовал[601].

Но если бы дело касалось только оскорблений! Ситуация в данном случае вообще принимает весьма комичный оборот, так как позволяя себе подобные суждения, Месснер, возможно, сам того не желая, поливал грязью тех же Ряснянского и Климентьева, ведь они были с ним в одном штабе.

Абсурдными следует признать заявления Месснера, что четвертая часть личного состава подразделений полковника Г. Г. Бобрикова была вооружена винтовками[602]. Тогда непонятно, откуда у этих военнослужащих, помимо винтовок различной модификации, в Лихтенштейне появились еще автоматы МР-40 и ППШ-41 с дисковыми магазинами, более 40 единых пулеметов MG-42.

Все сведения о вооружении армии Смысловского в основном содержатся в лихтенштейнских источниках, а они полнотой не отличаются и фиксируют только конечный результат, после сдачи оружия. Как были вооружены части 1-й РНА на момент выхода из Бад-Эльстера, Вольхаузена и Эшенбаха, объективной информации нет. Но по тому, чем вооружали «смысловцев», становится ясно, к чему их интенсивно готовили. А готовили их к разведывательно-диверсионной и повстанческой деятельности. Это, кстати, объясняет и то, почему в частях Бобрикова и Тарасова-Соболева встречались люди в гражданской одежде — агентура, предназначенная для оседания в Восточной Европе.

Нельзя, впрочем, забывать и о чисто военной стороне формирований Бориса Алексеевича — ведь как командир частей особого назначения он обладал правом выделять из состава своего соединения разведывательные отряды, дозоры и группы, подразделения для проведения поисков и засад и т. д.

Смысловский оказался гораздо выше своих критиков. Несмотря на разрыв отношений с Месснером, Борис Алексеевич отдавал ему дань уважения и даже поблагодарил в предисловии к своей книге «Война и политика» (1957 г.), указав на его работу в должности начальника оперативного отдела 1-й РНА[603].

Авторы отказываются давать моральную оценку Евгению Эдуардовичу Месснеру, предлагая это сделать читателям. А чтобы картина не показалась однобокой, приведем одну из его заметок, посвященных армии Бориса Алексеевича: