Диана принялась возражать, потом подумала, что это и вправду была не совсем удачная идея. Она посмотрела на дочь, пытаясь угадать, что кроется за этим ее гневным взглядом и непреклонным видом, а затем ощутила подавленность, темную, мрачную тоску, потому что наконец осознала простой факт: все эти долгие годы она была настолько одержима стремлением защитить своих детей физически, что проглядела необходимость защищать их в каком-либо ином смысле. «Сопутствующий ущерб, — сказала она самой себе. — Гроза. Сильный ветер валит дерево, при этом оно падает на высоковольтную линию, провода рвутся и повисают, касаясь мокрого асфальта, покрытого лужами и потому прекрасно проводящего электричество, в результате от удара тока гибнет ничего не подозревающий мужчина, выгуливающий собаку, в то время как небо расчищается от облаков и на нем загораются звезды. То же самое произошло и с моими детьми, — подумала она горько. — Я спасла их от грозы. Но и только».
Сомнение сделало ее голос еще тверже.
— Джеффри — специалист по убийствам, — произнесла она жестко. — По всем их разновидностям. И если нам действительно что-то угрожает — в чем мы на самом деле не до конца уверены, но что может оказаться вполне вероятным, — он имеет полное право об этом знать, потому что его опыт вполне может нам пригодиться.
Сьюзен фыркнула:
— У него есть его собственная жизнь с ее собственными проблемами. Нам следует сперва убедиться, что нам нужна его помощь, и лишь потом ее просить.
Она произнесла это так, будто ставила точку, последнюю и окончательную, подводящую итог всяким спорам, словно ее слова что-то доказывали. Но мать ее по-прежнему считала иначе.
Диане хотелось спорить, но она внезапно почувствовала, как острая боль разрывает внутренности, и она судорожно задышала, чтобы ее утихомирить. Боль была как удар током, от которого напрягались все нервы. Диана дышала и ждала, пока пройдет приступ, и через пару секунд он и в самом деле прошел. Она тут же напомнила себе, что рак, прижившийся у нее внутри, не интересуют ее чувства и что ему уж точно нет дела до ее проблем. В этом смысле ее убийца был антиподом тому, кто напугал ее дочь. Он действовал очень медленно и был омерзительно терпелив. Он мог причинить не меньшую боль, чем человек с острым ножом, но только сам выбирал время. Он предпочитал орудовать не спеша, но обещал смерть столь же верную, как от ножа или выстрела.
У нее закружилась голова, но Диана постаралась взять себя в руки и снова несколько раз глубоко вдохнула, как ныряльщики перед погружением.
— Ну хорошо, — осторожно сказала Диана. — О чем тебе говорит пустой бумажник?
Сьюзен пожала плечами, но, прежде чем она успела что-либо произнести в ответ, ее мать продолжила:
— Вот и твой брат сказал бы тебе, что мы живем в мире, полном насилия, в котором ни у кого нет ни времени, ни желания по-настоящему
Сьюзен выслушала эти рассуждения, затем поколебалась и наконец сказала:
— Я могла бы пойти в полицию.
Диана замахала на нее руками: