Изнутри доносился какой-то гул.
— Да, да… — наконец отозвался хриплый голос.
Раньше каждое слово, произнесенное Паулиной, звучало четко и раскатисто. Алиса открыла дверь. Навстречу пахнуло чем-то неприятным, неопределенным. Паулина лежала на кровати совсем одетая и, поднявшись, полусидя, широко раскрытыми глазами смотрела на гостью.
— Здравствуйте.
Паулина не ответила.
— Пришла проведать.
— Моей смерти заждалась?
— Зачем вы, Паулина, так говорите? Что я вам сделала? Ведь когда-то…
— Нам с тобой делить нечего.
Паулина отвернулась к стене.
Алиса стояла посреди комнаты, не зная, как быть. Затем подошла к столу, смахнула ладонью крошки и поставила вазу с конфетами.
— Я принесла маленький…
— Неси обратно. Мне ничего от тебя не надо.
— Паулина! Я не знаю, что я…
Паулина села и спустила с кровати обмотанные, распухшие ноги.
— Скажу тебе, если тебе так знать хочется. Ты ко всем лезешь… Вот пришла и лыбишься, как святая богородица! Ты так любому собачьему дерьму на дороге лыбишься. Потому и та тебе приятельница, и эта! Аусма, Стасия, мадам Дронис, Анныня и невесть кто еще. А на самом деле ты из себя бог знает кого корчишь! Графиню какую-то!
Алиса не понимала, в чем ее упрекают.
— Какую графиню?
— Сознайся, разве ты не думаешь, что ты здесь лучше всех? Из невесть какой Америки явилась. Вот Дронисы, эти-то как раз по тебе. Шайка господ и воров!
— Я ввек ничего не крала.
— А кто хотел у Жени дите сманить? Кто материнское сердце у ребенка украл? Кто мужа обманывал? Кто на доме и добре Симсона нажился?
Алиса повернулась и ушла. От услышанного звенело в голове, перед глазами все снова и снова мелькало серое лицо Паулины, неживые, большие глаза, острый, длинный нос и шрам. Алиса боролась с каким-то жутким смущающим чувством, которое она старалась отогнать как можно дальше, и все опять думала про больную душу Паулины, про страшное ее одиночество.
Недели через три как-то утром в «Виксны» явились Анныня и Бирута и сообщили, что Паулина умерла. Они звали Алису помочь обрядить покойную, и Алиса пошла.
Когда перебирали имущество усопшей, под кроватью, в изгрызенном мышами узелке, нашли перевязанную пачку поздравительных открыток, которые в дни рождения или именин Паулины Алиса прилагала к цветам или подаркам.
Теперь Алиса часто посещала кладбище, почти каждую неделю, и обычно ходила туда, когда из лавки возвращалась домой пешком.
Как ни странно, Алисе недоставало Петериса. Теперь, когда его уже не было, казалось, что не хватало лишь самой малости, чтобы они поняли друг друга, чтобы их жизнь пошла совсем по-другому. Казалось даже, что она обидела Петериса, и оттого, когда она смотрела на его могилу, становилось невыразимо тоскливо из-за несостоявшейся любви.
За сорок лет кладбище в Осоковой низине разрослось, его уже нельзя было считать новым, как когда хоронили Лизету и когда тут были лишь четыре могилы. Каждый год в округе умирал кто-нибудь, и теперь тут покоилось более полусотни.
Крестов на кладбище осталось мало. Люди обозначали могилы своих близких цементными или каменными плитами с именем, фамилией, с датой рождения и смерти. Иные привозили более или менее массивные надгробия, на которых были высечены те же даты и пальмовая или дубовая ветка, прикреплена фотография покойного, и это гордо именовали памятником.
Свекрови и Петерису Алиса заказала цементные оградки, чтобы, когда ее уже не будет, могилы казались более ухоженными. Вокруг Алиса посадила кизильник. И купила большие ножницы — когда живая изгородь разрастется, Алиса будет подстригать ее. Место, оставленное для нее самой, выглядело неприятно пустынным, и она решила поставить там красивую скамеечку, но не могла никого найти, кто бы это сделал. Ильмар, правда, обещал, что сколотит в следующее лето, но Алисе не хотелось ни утруждать сына, ни ждать так долго. Неподалеку она нашла яму с очень чистым, белым песком и иногда носила оттуда по ведру, посыпала рыжую кладбищенскую землю. Однажды, когда Алиса прибирала могилу, подошла незнакомая женщина и поинтересовалась:
— Кто у вас тут лежит? Сын или дочь?
— Нет. Муж и свекровь.
— Тогда ведь, наверно… Хорошо, когда так сильно любишь и после смерти.
Женщина была видная, с приятным грудным голосом и задумчивым взглядом. Лет пятидесяти. Разговорились, и Алиса узнала, что та — новая колхозная пасечница. Дронис от колхозных пчел недавно отказался и теперь лишь топил баню. Но и это занятие он собирался передать кому-нибудь. Новая пасечница с планом в руке ходила по лесу и искала вересковые заросли.
— Вереск тут есть, только подальше, за большими соснами, где вырубка, — объяснила Алиса.
Новая знакомая спросила, где Алиса живет, и сказала:
— Значит, вы та самая Алиса?
— Да.
— Мне говорили, что у вас свободная комната.
— Вы ищете, где жить?
— Могли бы вы меня, совсем чужую, пустить к себе?
Алисе чем-то понравилась эта женщина, и она ответила:
— Раз вам больше негде…
Женщина сказала:
— Я ушла от мужа, и мне негде жить.
С того дня Алиса с Зентой жили в «Викснах» вдвоем.