Осознание – 3

Ополаскивая волосы водой, я уже вся намокла и довольно быстро "намылившись" стала ногтями сдирать с себя уже въедающуюся грязь. Зачерпывая из ведра ладошкой воду, я смогла смыть с себя все это мерзкое ощущение грязи на мне, и немного подрагивая на уже теплом ветерке, взялась за свою одежду. Замочила трусики и майку и, вытащив их на траву, чуть-чуть полила чистящим средством. Потом долго двумя руками терла края белья друг о друга, что бы намылить и отстирать пятна. Средство хорошо смывалось, и скоро я развесила майку и трусики на ветки недалеко от себя и приступила к юбке. С ней было сложнее. На желтом цвете все пятна казались более заметными и совершенно не хотели отстирываться. Я долго мучилась, прежде чем они поблекли, хотя бы. Зелень покрас-травы тоже сошла почти, но все равно следы оставались. Решив на этом остановиться, я прямо в ведре ополоснула юбку и, хотя все чистящее средство не вымылось, положила ее сушиться недалеко от себя на ствол дерева. Сама же подкинув веток в костерок, присела возле него, греясь и подсыхая. То, что мои волосы будут потом пахнуть дымом, меня как-то слабо трогало. Да и то, что я сижу голая в одних босоножках, меня тоже не волновало уже особо. Слишком многое пришлось пережить в последние недели, чтобы уделять таким мелочам внимание. Да и не было вокруг никого.

Когда солнце уже подобралось к зениту, я совсем отогрелась и обсохла, и даже почувствовала, что чуть обгорела. Во всяком случае, я понимала это, когда проводила рукой по плечам.

Прячась от наступившего пекла, я забралась в шалаш и осторожно присела на не очень чистый брезент. Мне ничего не оставалось, кроме как ждать страдая от неприятного ощущения внизу, когда подсохнет моя одежда. Не буду же я голая расхаживать по окрестностям.

Снова захотелось, есть и пить. Решив, что сразу, как оденусь, я пойду к колодцу сполоснуть ведро и напиться, чтобы были силы поискать съестное, я бралась из шалаша проверить, что с бельем. Наверное, плохо выжала, решила я, чувствуя влагу в руках от прикосновения. Я повернулась, чтобы снова скрыться в шалаше, но замерла и невольно истошно закричала от увиденного. За моим шалашом, согнувшись в три погибели и направив на меня автомат, сидел молодой солдат в форме глядящих. Я сжала кулачки и, пытаясь закрыться, бросилась к шалашу. Я не добежала. Жесткий удар в спину и я, спотыкаясь обо что-то, полетела в примятую траву. Я попыталась, уже открыто плача, подняться и побежать дальше, но тяжелое колено в спину прижало меня к земле, и голос невидимого мне мужчины сказал:

– Заткнись, дура. Вся округа слышит.

И не думая затыкаться, я со слезами и надрывами запричитала, умоляя, чтобы они меня не насиловали. Что снова я такого не переживу. Что у меня и так все болит. Что я даже ходить нормально не могу… в общем и другую чушь пришедшую мне в голову в тот момент.

– Заткнись, я сказал! – Негромко рявкнул на меня держащий и вдавил ствол мне в шею, обещая: – Пристрелю.

Я продолжала с надрывом плакать и о чем-то тихо умолять, когда заметила молодого глядящего остатками из ведра, залившего костер, и старающегося быстро его затоптать. Только когда он затушил угли, с меня убрали колено, и я смогла перевернуться. С автоматами в расслабленных руках надомной стояли пятеро глядящих и довольно холодно рассматривали меня. Я, пряча лицо в ладонях, кое-как поднялась и скрылась в шалаше. В этот раз мне не мешали. Я сорвала грязный брезент с подстилки и обмотала себя им. Плача и не пытаясь остановиться, я даже не думала о том чего собственно реву. Слезы текли и, сквозь них, я смотрела, как уже новые глядящие появляются перед входом в шалаш и спокойно, в полной тишине рассаживаются на "моем" поваленном дереве и на траве у него. В шалаш, ничего не говоря, зашел автоматчик и, садясь радом со мной на лежанку, достал планшет, бумажку и карандаш. Только приготовившись писать, он спросил:

– Имя, фамилия, дата рождения, род занятий…

Он не повторял вопроса и только глядел на меня, пытаясь коленями удерживать автомат. А я всхлипывала и никак не могла остановить спазмы, от которых даже плечи содрогались.

– Вы… не тронете меня? – Спросила я и снова расплакалась.

– Отвечай на вопросы. – Потребовал глядящий не успокаивая меня ответами.

– Саша, Александра Гортуш… – сказал я и, назвав дату рождения, даже не стала говорить о роде занятий.

– Четырнадцать лет. – Кивнул глядящий и задал логичные, по его мнению, вопросы: – Что ты тут делаешь Александра? Где твои родители. Почему ты одна?

За две минуты и не расскажешь. Но я попыталась отрывочными фразами между всхлипами рассказать свою историю:

– Я сбежала… от дезертиров. Они меня… – я сорвалась в рев, в голос, но после абсолютно неожиданного подзатыльника, я как подавилась не в силах больше даже всхлипнуть.

– Отвечать коротко и быстро. – Сказал бесстрастным голосом глядящий. – Где родители?

– Погибли… Еще в Последнюю ночь. – Сказала я, жалобно глядя на него и держась одной рукой за затылок, а второй удерживая брезент на груди.

– И что ты семь лет без них делала? Бродяжничала?