Кондиционеры в помещениях и круглогодичная доступность свежих фруктов позволяют жителям богатых стран в XXI в. относиться к погоде всего лишь как к фоновой декорации для жизни, а не как к ключевому фактору, от которого зависит их выживание. Мы можем сетовать на неточность местных метеопрогнозов или злиться, когда дождь срывает наши планы на выходные, но, как общество, мы, по большому счету, игнорируем погоду, пока та не вторгается в нашу повседневную жизнь слишком бесцеремонно. Вместо того чтобы измерять ценность хорошей погоды (представьте себе заголовок: «На прошлой неделе местные фермеры получили солнечного излучения на 10 млн долларов»), мы сосредоточиваемся на негативных погодных явлениях — ураганах, засухах, наводнениях, сильной жаре или необычных холодах — и рассматриваем их как влекущие за собой убытки аномалии, которые лишают людей и компании их «законных» доходов. Мы убеждены в том, что погода должна быть стабильной и благоприятной, и раздражаемся, когда та не соответствует нашим ожиданиям.
Между тем долгосрочное влияние погоды и климата на человеческую цивилизацию является предметом изучения новой междисциплинарной науки — исторической климатологии, которая объединяет историю, экономику, социологию, антропологию, статистику и собственно климатологию. Если посмотреть на последние два тысячелетия человеческой цивилизации, бросается в глаза ярко выраженная закономерность: периоды социальной нестабильности и конфликтов всегда, причем с высоким уровнем статистической достоверности, совпадали с периодами отклонения климатических условий от нормы даже в незначительных пределах[93]
. Так, в раннем Средневековье в Европе снижение средних температур всего на один градус ниже нормы привело к неурожаям и спровоцировало массовые миграции и межплеменные столкновения в период с 400 по 700 г. н. э. Затяжная засуха, связанная с изменением погодоформирующих факторов в Тихом океане около 900 г н. э., стала причиной краха цивилизации майя в Центральной Америке и империи Тан в Китае. Ангкорское королевство в Юго-Восточной Азии, процветавшее на протяжении 500 лет, рухнуло после двух десятилетий засухи в начале XV в. Еще один период похолодания в Европе совпал с Тридцатилетней войной, длившейся с 1618 по 1648 г., которая, если учитывать долю погибших от всего населения, была даже кровопролитнее, чем Первая мировая война. Хотя формально война была вызвана религиозными и политическими причинами, спровоцированный климатическими изменениями голод усиливал враждебность и усугублял страдания людей.Можно подумать, что современное общество стало менее уязвимым для обычных погодных аномалий. Но анализ полицейских данных за последние полвека показал, что при каждом увеличении стандартного отклонения средней температуры в крупных городах мира уровень насильственной преступности подскакивал на 4 %. Аналогичное статистическое исследование показало, что за последние десятилетия климатические стрессы, такие как нехватка воды, провоцировали увеличение локальных и региональных межгрупповых конфликтов по всему миру по крайней мере на 14 %[94]
. Парадоксально, но современный уровень развития во многих отношениях делает нас менее гибкими перед лицом климатических перемен, чем предыдущие общества. Мы выстроили огромные города на побережьях и в пустынях в расчете на то, что уровень моря будет оставаться постоянным, а дожди и снега будут своевременно пополнять запасы пресной воды. Вся наша система производства продуктов питания построена на предположении о том, что привычные нам погодные циклы будут повторяться снова и снова.Между тем погода все больше «сходит с ума». С начала этого тысячелетия мы уже пережили десять самых жарких лет за всю историю метеонаблюдений. «Самое сильное за 100 лет» и «самое сильное за 500 лет» наводнения происходят раз в десятилетие. Правила климатической игры в антропоцене изменились настолько, что геологам все труднее полагаться на количественные модели, разработанные учеными для исследования поведения геологических систем. Эти модели основаны на концепции