Осознание времени. Прошлое и будущее Земли глазами геолога

Но каким образом парниковые газы могут превращать небольшой импульс к потеплению, заданный циклами Миланковича, в полномасштабный «тепловой удар»? Ответ кроется в многочисленных механизмах положительной обратной связи — самоусиливающихся процессах, которые присущи климатической системе Земли. Рассмотрим, например, один из них. В ходе длительных периодов похолодания в плейстоцене на не покрытых ледяными щитами территориях существовали тундровые экосистемы, состоявшие из медленно растущих лишайников, мхов и мелких сосудистых растений (такие мы видим сегодня на Шпицбергене). Когда эта растительность умирала, низкие температуры препятствовали ее разложению (на нашей планете за разложение отвечают в основном микробы, но на холоде они становятся инертными), поэтому органическая материя на протяжении тысячелетий просто накапливалась, слой за слоем, в виде толстых пластов торфа. Однажды, забыв про этот факт, я едва не стала виновником экологической катастрофы на Шпицбергене. Как-то во время летней экспедиции мы с коллегой решили очистить берег от старых пластиковых контейнеров и гниющих канатов, которые моряки выбрасывают за борт, вероятно считая море бездонной помойкой. Мы стащили мусор в кучу и развели костер. К нашей радости, мусор хорошо горел, но спустя какое-то время мы обнаружили, что полоса тундры, которая прилегала к пляжу и прежде зеленела влажным, сочным мхом, высохла, побурела и, казалось, слегка дымилась. Мы с ужасом осознали, что от нашего костра загорелся слой торфа, скрытый под пляжной галькой. Несколько минут мы лихорадочно носились с чайниками в руках между морем и медленно продвигающимся фронтом торфяного пожара и в конце концов сумели загасить тлеющий под землей огонь.

Огонь — яркий пример быстрого окисления; разложение делает то же самое, только медленно и незаметно. Итак, в определенные моменты в плейстоцене, когда циклы Миланковича вызывали небольшое потепление, тундровые микробы просыпались и принимались активно перерабатывать накопившийся торф, высвобождая секвестрированный в нем углерод в форме углекислого газа (или метана, если процесс происходил в низкокислородной среде). Эти парниковые газы разогревали планету, что еще повышало активность микробного сообщества, а это, в свою очередь, приводило к дальнейшему увеличению выработки парниковых газов — и так далее, в классическом цикле положительной обратной связи.

Альбедо, или отражательная способность поверхности Земли, — еще один самоусиливающийся феномен, который, в частности, сыграл важную роль в охлаждении планеты до состояния «снежного кома» в конце протерозоя. Но эффект альбедо действует в обоих направлениях: как только начинается таяние ледников, более темный цвет грязного льда, обнажившейся суши и открытой морской воды увеличивает поглощение солнечного тепла, что способствует большему нагреванию, дальнейшему таянию льда и расширению темных поверхностей. Уменьшение альбедо разгоняет маховик потепления, что, в свою очередь, еще больше раскручивает вышеописанный механизм высвобождения углерода.

Процессы положительной обратной связи также могут усиливать охлаждение: например, из-за более ветреных условий в ледниковые эпохи фитопланктонное сообщество в океанах, хронически страдающее от дефицита железа, получало больше питательной пыли и переживало бурный рост; а поскольку часть этой биомассы опускалась на дно без разложения, она уносила с собой все больше атмосферного СО₂. Но пилообразный график, который сразу бросается в глаза при анализе ледяных и морских осадочных кернов, со всей очевидностью показывает имманентную асимметрию в климатической системе Земли: охлаждение планеты всегда занимает гораздо больше времени, чем ее разогревание.

Углеродная болезнь