Осознание

- Понимаешь, Александра… - он всегда меня звал полным именем, когда злился или когда был сильно задумчив. Но вот тут вроде он и не злой был и не задумчив, но так серьезно начал: - Понимаешь, с точки зрения теологии, ничего противоречащего. Я разговаривал еще там… с духовными лицами в Сети. Они говорят что, так как душа суть принадлежащая богу, то нам все равно, как скакать. Она все равно останется с нами, так как бог вездесущ. Ну, что-то в этом духе они говорили. А вот если рассматривать сознание, то тоже все понятно. «Потоком» в одно мгновение все раскладывается, сорок минут все это дело просачивается в темное пространство и мгновенно перемещается по заданному вектору к точке выхода. Если бы без вектора посылка была, то сигнал был бы принят всеми станциями. У кого такая же, как у нас аппаратура, те смогли бы создать человека. Этот человек бы думал, дышал, чувствовал и прочее. И, наверное, душа бы у него была. Но не долго. Из всех клонов, кого создавали, таким образом, выживал всегда только один.

- В смысле? - Не поняла я.

- Да, только один. У остальных происходил по непонятным нам причинам процесс мгновенного окисления клеток. Буквально на глазах человек сгорал. И так сгорали все кроме единственного. Почему и как выбирался этот единственный, по каким критериям он выживал, остается до сих пор непонятным. Идей много, но все они не выдерживают критики.

- Ой, ужасы, какие. - Сказала я, а Катя только хмыкнула, подразумевая что мне, наверное, еще ужасов тогда видеть не приходилось.

- Ага. - Сказал Альберт. - Один из участников первых эксперимента так описывал свои ощущения. Появился, тебя откачали, и ждешь… сгоришь ты через десяток минут или провидение именно тебе подарит жизнь, а не твоим клонам. Лежишь на столе и прислушиваешься к своим ощущениям. А люди над тобой даже с тобой не говорят. Они ждут. Кем ты окажешься неудачником и сгоришь на их глазах или тем единственным… И от этого еще страшнее. Они же человеком в это время тебя не считают. Так… тушка для опытов. А время все подходит и умирать жутко не хочется. Как и тем другим… Все хотят жить. Начинает болеть сердце, хоть испытатель был здоров как бык. Начинает ломить суставы. Это нервное. Живот сводит от страха. А врачи и ученые над тобой только на часы посматривают. А когда стрелка переваливает красную отметку, засеченную на других неудачника, ты начинаешь плакать. И с тобой сразу начинают говорить, общаться, успокаивать… поднимают, ведут в душ…

Интересно тот, кого мы принимали в тот день, подобное же испытывал? Или нет? Его же тоже по инструкции выдержали одиннадцать минут в ремнях на столе. Потом контрольный тест на аппаратуре. И только после этого подняли и повели в душевые. Вид обнаженных тел меня уже не смущал. Было уже просто иногда интересно поглядеть на этих землян в большинстве мужчин. Так сказать здоровый интерес. Зато, как они смущались, что я участвую в оказании им первой помощи. Некоторые еще в себя не пришли после выдержки и контрольного теста, а уже краснеют в душе, когда я им протягиваю одноразовые мочалки, тюбики с жидким мылом и полотенца. Одежда для них обычно была стандартной. Голубоватые штаны и рубахи. Это уже в гостевые домики им приносили одежду их размера и более привычную для людей.

Человек, которого в тот день мы приняли, оказался каким-то знаменитым социоисториком. Он собирался изучать нашу жизнь до Трехстороннего конфликта. Хотел понять, что же стало предпосылкой для уничтожения друг друга. Простой страх перед противником или нечто большее. Таящееся в нас самих. Когда я вела его в гостевой домик держа под руку он еще почти не говорил только радовался как ребенок солнцу, деревьям птичкам и свежему еще такому летнему ветерку.

В гостевом, когда я помогла ему освоится с местонахождением комнат и туалета с ванной, к нам пришла Катя поприветствовать нового жителя Лагеря. Я была очень удивлена произошедшим между ними разговором. Катя обращалась к пожилому мужчине на «ты», а он наоборот тщательно «выкал» ей. Что за этим таилось мне было мало тогда понятно, но разговор, возникший у них, стоит привести.

- Здраствуй, я тебя ждала. - Сказала Катя приветливо, и предлагая тому сидеть при разговоре: - Сразу, как ты сказал, что получил разрешение на разрыв контракта, так и ждала.

- Катенька, я делал что мог. Но разрыв контракта очень серьезно отразился на мне. Ваш отец мне так до сих пор ничего не простил.

- Я бы удивилась, если бы он простил тебя. - Улыбнулась Катя, сама садясь в кресло и прося меня сделать нам всем кофе. Я кивнула и, выйдя на кухню к автомату, слушала их разговор. Мужчина снизил голос и спросил:

- А здесь тоже все записывается?

- Ну конечно! - засмеялась Катя и я нахмурилась. Я поняла, что имел ввиду мужчина и это мне не понравилось.

Но мужчину это, кажется, не удивило и не расстроило. Он довольно спокойно объяснил:

- Перед отъездом, ваш отец Катенька лично удостоил меня своим звонком и просил меня одуматься. Он, мне кажется, все понял. Вас могут ждать неприятности…