Остались одни. Единственный вид людей на земле

Некоторые недавние изменения нашего генофонда могут быть связаны с теми сдвигами социальной жизни, которые принесло становление сельского хозяйства. Так, уже упоминался ген аполипопротеина Е, фермента, участвующего в транспорте холестерола (глава 6). Мутации в этом гене, по-видимому, ассоциированы с пониженным риском возрастных болезней, таких как сердечная недостаточность. Но нам известны и не менее 14 других генов с недавними мутациями, действие которых проявляется в пожилом возрасте (с ними коррелирует частота раковых заболеваний и болезни Альцгеймера). Учитывая ту важную роль, которую играли пожилые люди пострепродуктивного возраста в больших семьях охотников-собирателей и фермеров, становится понятно, насколько удлинение их жизни могло способствовать социальному успеху всей семьи. С другой стороны, высокая популяционная плотность вносила определенную дисгармонию в социальные отношения – упомянем в этой связи повышенную вероятность адюльтера. Этим объясняется широкое и географически неравномерное распространение мутаций, контролирующих количество и жизнеспособность спермы. Вероятно, эти мутации указывают на так называемые “спермовые войны”[18]; они имеют место, если женщина в течение дня вступает в сексуальные отношения больше чем с одним мужчиной. Помимо того, выявлено около 100 недавних мутаций в генах нейромедиаторов, участвующих в контроле настроения и манеры поведения; может быть, и они распространились из-за необходимости как-то справляться с последствиями высокой плотности людей и с возникающей из-за этого напряженностью?

Мутации в генах нейромедиаторов – лишь часть истории с адаптацией нашего мозга и нашей сенсорики. Среди специалистов по этой теме сейчас мало согласия, однако и нейробиологи находят примеры селективного преимущества поведенческих и когнитивных способностей, сформировавшихся в разных природных и социальных условиях. По мере становления специализации и соответствующих навыков все большую работу брал на себя отбор. Так, с ростом животноводства и земледелия увеличилась нужда в подсчетах и торговле, появились деньги, и тут отбор благоприятствовал людям с повышенными математическими способностями. А растущая сложность коммуникации сначала в небольших группах, а потом во все более и более крупных? Ее могли сопровождать мутации в генах, кодирующих специфические белки волосков внутреннего уха и мембраны во внутреннем ухе, а также организующих специфику звукопередающих косточек среднего уха. Некоторые гены по набору мутаций различаются у китайцев, японцев, европейцев и африканцев – может быть, это следствие региональных особенностей эволюции местных языков и наиболее характерных фонем? Объектом недавнего отбора могло стать и зрение: в Восточной Азии выявлена мутация в гене протокадгерина-15, действующего одновременно и в клетках внутреннего уха, и в фоторецепторах сетчатки.

Таким образом, возвращаясь к вопросу о современной эволюции, можно сказать, что в последние 10 тысяч лет она не только не замедляется, а, наоборот, ускоряется, если под эволюцией подразумевать изменения последовательности ДНК людей. Согласно некоторым расчетам, сейчас скорость эволюции в сотни раз выше, чем была около шести миллионов лет назад, когда разделились линии людей и шимпанзе. В течение последних 40 тысяч лет новые мутации появились в 7 % человеческих генов, и в некоторых популяциях эти новые мутации получили широкое распространение. Особенно много таких событий произошло за последние 10 тысяч лет. В рассуждениях подобного рода следует, однако, соблюдать осторожность. Как отметили Сара Тишкофф и Марк Стоункинг, разрастание человеческой популяции должно приводить к увеличению числа редких мутаций просто за счет вероятности, поэтому адаптивную роль (функциональную значимость) генетических новообразований нужно в каждом случае специально доказывать. А еще нельзя забывать, что в ходе генетического дрейфа старые вариации теряются или затираются новыми, – значит, некоторые сигналы древних изменений, например происходивших в среднем каменном веке, могли запросто исчезнуть или стать трудноуловимыми в силу случайных процессов. Так что для последних 10 тысяч лет мы видим генетический сигнал, искаженный высокой вероятностью обнаружить недавние, а не старые мутации.