Остальные здесь просто живут

в которой девочка-хипстер по имени Сатчел пишет стихотворение, а мама и папа ненавязчиво окружают ее любовью и дают ей спокойно осознать новое чувство; затем к ней приходит перепуганный хипстер по имени Дилан, которому таинственная светящаяся девочка сообщила о смерти хипстера Финна; Сатчел и Дилан по-дружески утешают друг друга.

За всю жизнь я признавался Хенне в своей безумной, отчаянной любви ровно… ноль раз.

У нас много общего: неврозы, о которых мы лишний раз не говорим, лучшие друзья, которых не могут заменить никакие парни/подружки, ну и родители, которые… в общем, не супер. Еще, понятно, у нас есть Мэл, это хорошо, и мы оба не хипстеры, хотя имя у нее самое что ни на есть хипстерское (папа Хенны – иностранец, а это не считается. В Финляндии ее именем наверняка никого не удивишь, да и фамилия такая, что язык сломаешь).

Мы дружим с восьми лет, то есть половину моей жизни. Правда, в основном через мою сестру. С двенадцати лет я по уши, до безумия влюблен в Хенну. Помню, она тогда начала встречаться с Тони Кимом, и это, конечно, открыло мне глаза. Расстались они пять месяцев назад, под Новый год, и с тех пор Хенна ни с кем не встречается. Сейчас на дворе май.

Что я успел сделать за эти пять месяцев? Отсылаю вас к началу главы – ровным счетом ничего.

– На горизонте чисто, – говорит Мэл.

Мы вчетвером подходим к дому: маминой машины на дорожке нет. На соседских дворах бесконечно лают собаки. Мы живем в жуткой глуши, на самом краю окраины городского пригорода, и дорога в центр занимает около часа. Здесь нет ничего, кроме бескрайних лесов и огромной Горы, которая однажды взорвется и сровняет с землей все и вся – может, завтра, а может, через пять тысяч лет. Что поделать? Такова жизнь.

Дорогу к нашему дому нормально заасфальтировали только в прошлом году. Соседи делятся на две категории: одни – белые воротнички вроде моих родителей, которые купили голую землю, чтобы построить на ней дом, а вторые – люди из тех, что считают канал «Фокс ньюс» чересчур либеральным и роют бункеры для хранения оружия. В саду местные жители выращивают либо органическую репу, либо траву. У моих предков растут нарциссы.

Не наступайте на них. Серьезно: ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах на них не наступайте.

Дом Хенны стоит дальше по улице, но это просто совпадение: познакомились наши семьи в церкви, куда мы ходим уже лет сто. Мама Хенны работает там музыкальным служителем. Они – единственные чернокожие в церкви. Вот в таком мирке мы живем. Папа Хенны – белый финн, врач-подиатр (лечит болезни стоп), он прямо очень белый и регулярно мотается в командировки в Африку, причем берет с собой семью. Там Хенна и проведет лето – последнее лето перед отъездом в универ (до мозга костей христианский, разумеется). Она могла бы провести его с друзьями, но нет, Хенну ждет Центральная Африканская Республика, где она будет говорить по-французски с местной молодежью, которую загоняют на лекции по подиатрии и музыкальному служению в церкви, хотят они того или нет.

Значит, у меня осталось четыре с половиной недели до выпускного, чтобы попытать счастья. Учитывая мои успехи за пять месяцев, прошедших со дня расставания Хенны и Тони, шансов практически нет.

Мэл открывает дверь. Не успеваем мы толком войти, как Мария Магдалина, наша упитанная рыжая кошка, пушистой мурчащей змеей обвивает ноги Джареда. Он легонько трогает пальцем ее нос.

– Вижу тебя, – шепчет он, и Мария Магдалина начинает в экстазе вертеться вокруг своей оси, точно пропеллер.

– Кому что? – спрашивает Мэл, отправляясь на кухню.

Джаред заказывает энергетик. Хенна заказывает энергетик. Я заказываю энергетик.

– Поможешь? – зовет Мэл с кухни.

Я вхожу и удивленно пялюсь на стакан воды, который она себе налила.

– У меня все нормально, – тихо отвечает она. – Диетическая кола закончилась, а эту гадость я терпеть не могу.

Энергетики – гадость еще та, согласен. Одни названия чего стоят: «Монстрошок», «Дыщ», «Лотоссекси»… Зато кофеина в них столько, что спать не захочется до самого универа.

Мы стоим рядом с холодильником. Я открываю дверцу. Вижу на полке бутылку диетической колы. Она немного покоцанная, но все-таки.

– Майки… – шепчет сестра.

Я заглядываю ей в глаза.

– Просто мне иногда… трудно, – говорит она. – Это ничего не значит. Ты же видел меня за обедом.

Ну да, видел. У Мэл и впрямь все было нормально. Дома ей бывает тяжелее.

По очереди стучу пальцем по краю каждого стакана. Раз-два-три-четыре. Еще раз.

– Ч-черт! – бормочу я и снова стучу.

Мэл терпеливо ждет. Трех раз, видимо, достаточно: я наконец закрываю дверцу и помогаю сестре отнести напитки в гостиную.

– Ну, и что это было? На Поле? – встревоженно спрашивает Хенна. – С тем хипстером?