– И будешь вести опасные войны с большими страшными тиранами.
– Точно, – вздыхает мама. – После выборов в лейтенант-губернаторы я думала, что все кончено: так мне и сидеть в местной администрации до конца дней. Может, однажды в совет по делам школьного образования попаду или в какую-нибудь госкомиссию. И вдруг такое! Все ведь решилось в одночасье, буквальное в считаные дни. Меня ждет большое будущее.
– Если одержишь победу на выборах.
– Одержу.
Ну… да, она-то скорее всего одержит.
– Что положено делать человеку, когда его мечты начинают сбываться? – спрашивает она. – Об этом никто не рассказывает. Да, нужно следовать за своей мечтой, это понятно, но что делать, когда мечта исполняется?
– Получать удовольствие. Работать изо всех сил и по возможности не быть последней сволочью.
– Не выражайся! – Это мама только для порядка так говорит, на самом деле она не сердится. – Я ведь делаю это для вас, даже если вам порой кажется иначе. Мечты, конечно,
– Только для нас – для меня, Мэл и Мередит?
– Для вашего поколения. Вам, ребятки, непросто живется, я знаю.
– Правда?
– Я хочу вам помочь.
– Правда?
– Перестань. Я тоже когда-то была подростком и прекрасно понимаю, каково вам.
– Правда? – на свой страх и риск спрашиваю я.
Мама хмурится. Бросает взгляд в зеркало заднего вида: не отстала ли Мэл?
– Я много чего видела… такого, во что и поверить-то трудно, – едва слышно произносит она.
Я сразу настораживаюсь.
– Что, например?
Она только качает головой.
– Мир опасен, Майк. Я бы хотела думать иначе, но факт остается фактом. Кругом одни опасности. Я очень волнуюсь за вас с Мэл. И мне безумно страшно за Мередит… Какое будущее ее ждет? Будет ли она в нем счастлива?
– Тебе надо отпустить ее на концерт «Сердец в огне».
– Знаю. Она это заслужила. И к тому же она будет так по вас скучать…
Лучше не принимать эти слова всерьез – они совершенно не в мамином духе. За окном, в ночи, мелькают силуэты деревьев. Я вглядываюсь в темноту (ищу голубые огни, что ли?), но ничего такого не вижу.
– Что ты видела? – еще раз спрашиваю я. – Когда была подростком?
– Ничего, – чересчур поспешно отвечает мама. – Ты подготовился к экзаменам?
– Ага. Что значит «ничего»?
– Майк, – предостерегающе говорит она, – все молодые люди допускают одну и ту же ошибку: думают, что только они видят изъяны и несовершенства мира.
– Вот и коп то же самое говорил, – бормочу я.
– Какой коп?
– А, по телику, – убедительно вру я и мысленно хвалю себя за быстрый ответ. – Взрослые тоже допускают одну и ту же ошибку: думают, что изъянам и несовершенствам мира можно не придавать большого значения, ведь подростки рано или поздно вырастут. Поумнеют. Ну да, вырастем, и что с того? Живем-то мы сейчас, как и вы.
– А что у тебя происходит? – Мама тут же навостряет уши, словно сурикат.
– Мам…
– Нет уж, выкладывай. У тебя все нормально?
– Я не то хотел ска…
– А по-моему, как раз то. Подростки бунтуют, сопротивляются родителям. Таков закон природы. Но это не значит, что мы перестаем за вас волноваться. Перестаем быть родителями.
– Папа вон перестал. Давно уже.
Тут воцаряется очень,
– Ваш отец… – начинает мама и не договаривает.
– После той истории с хищением дядиных денег его как будто выключили, – продолжаю я. – И больше не включили. Но Мэл по-прежнему его любит. Так что же с ним стало? Куда он пропал?
– И почему я не могу его вернуть? Не знаю. Мне и самой хотелось узнать. Зато сегодня он был с нами.
– Процентов на сорок, угу. И самое грустное – всем показалось, что это огромное достижение.
Мама молчит и только смотрит вперед, на темную дорогу. Теперь мне стыдно: взял и испортил ей настроение в такой знаменательный день. И все-таки что же она видела, когда была подростком? Нашествие зомби? Нет, оно попозже началось. Но, может, и на ее долю что-то такое выпало? Почему мне никогда не приходило в голову, что и она могла столкнуться с чем-то непознанным и страшным?
– Ты не ответил, что у тебя происходит, – стоит на своем мама. – Мне надо знать. Я
Я молчу. Не хочу об этом говорить.
А потом вдруг беру и говорю:
– Кажется, мне опять надо к психиатру. Пусть пропишет мне таблетки.
Возникает крошечная пауза, как будто мама размещает полученную информацию в какой-то воображаемой таблице.
– Повторяется история с навязчивыми действиями? – спрашивает она.
– Угу.
– Что, настолько плохо?
– Очень, очень плохо.
Я вижу, как она переваривает услышанное. Затем кивает.
– Хорошо.
– Хорошо? – удивляюсь я.
– Ну да, – тоже удивляется она. – А как же еще?
– Ну, во-первых, твоя кампания…
– Ты разве не слышал, что я сказала? Ну, вот эту всю чушь про свирепую мать-волчицу?
– Я думал, это тебе написали – на случай, если журналюги спросят про Мэл.
– Хм. Вообще – да. Написали. Но…
– Выборы в лейтенант-губернаторы тоже были очень важным делом. Тогда-то все и пошло под откос. Так что нас можно понять: мы не на пустом месте психуем.