Обломки (к счастью, в основном это пенопласт и клочки дешевой материи) попадают в зрителей, и тут крики толпы резко меняют тональность. Нутром чувствую: из глубины амфитеатра, словно бы из недр земли, поднимается смертельный ужас. Кажется, сейчас он накроет меня с головой и потащит на дно.
Мы оказались в самой опасной ситуации, какую только можно вообразить.
Я тут же хватаю Мередит – ее шляпа падает на пол, но она так напугана, что ничего не говорит. А я так напуган, что не думаю о своих ребрах. Мэл прижимается к нам, обхватывает нас обоих руками.
– Что это было?! – кричит она.
– Надо бежать! – кричу я в ответ.
– Они… они уже близко! – вопит Мередит.
Мы оборачиваемся. Прямо по сиденьям на нас движется обезумевшая от страха толпа родителей и детей.
Времени на раздумья нет. Я разворачиваюсь и, не выпуская Мередит из рук, бегу. Карабкаюсь вверх по сиденьям – к счастью, они быстро пустеют. Мэл бежит за нами, прикрывая Мередит от летящих обломков сцены. На некоторых лицах я вижу кровь, но остановиться и понять, есть ли среди зрителей серьезно раненные, никак нельзя.
Перед нами – мать с тремя девочками, которых ей самой не вытащить. Мэл, не сбавляя шагу, хватает одну из девчонок на руки и лезет дальше. Мать берет оставшихся, по одной в каждую руку, и тоже начинает пробираться наверх через сиденья – это все равно быстрее, чем идти по забитым проходам. Нам фантастически повезло: самые большие выходы находятся неподалеку от нас, в задней части амфитеатра – широкие лестницы спускаются прямо на зеленое ярмарочное поле. Мы с Мэл и та женщина уже бежим по ступеням вниз, с трудом сохраняя равновесие в потоке людей.
– Туда! – орет Мэл и начинает сворачивать к роще сбоку от поля, посреди которой есть полянка для пикников.
Основная часть толпы движется мимо ошарашенных журналистов к парковке, но мы и еще несколько человек сворачиваем к деревьям, чтобы перевести там дух. Мередит опускает на землю девочку. Мать обнимает всех трех дочерей и кричит «Спасибо спасибо спасибо спасибо» моей сестре.
Я опускаю Мередит, и ее тут же начинает рвать. Меня так колбасит от адреналина, что руки неудержимо трясутся, но я все же пытаюсь погладить ее по спине.
– Все нормально, Мередит, мы выбрались и сейчас поедем домой.
– Майки… – выдыхает Мэл. – Смотри!
Над амфитеатром, на фоне заходящего солнца понемногу угасает столп голубого света.
– Это не террористы, – говорит Мэл. – Это
В прошлых хипстерских заварухах тоже случались потери среди мирного населения. Побочный ущерб, так сказать. Но сложно думать о побочном ущербе, когда речь идет обо мне, Мэл, Мередит и еще двух тысячах девчонок.
Дело только что приняло серьезный оборот. Очень, очень серьезный.
– Ты, кажется, дочка Элис Митчелл? – раздается чей-то голос.
На полянке стоит Синтия, та мерзкая блогерша, которая вечно нападает на мою мать и на последней пресс-конференции хотела вывалять Мэл в грязи. В руках у нее планшет, она снимает нас на камеру.
– Ты ее дочка, да? С анорексией?
К нам уже бежит репортер крупной городской телесети с камерой – в надежде узнать, что же произошло.
– Ну, и где ваша мать-волчица? – ехидно спрашивает Синтия. – Почему не защищает своих детей, как обещала?
Мэл не медлит ни секунды. Она подлетает к Синтии, вырывает планшет и с размаху бьет ее кулаком в лицо.
Глава пятнадцатая
Полиция говорит, взорвался газопровод.
Газопровод, мать его.