ОстанкиНО

Приехала якутка. Накормила строганиной. Брюхо скрутило, как от помоев.

Выгнал якутку. Сдавил могучими ладонями виски.

Может, в Лидусе дело? Обидел ее, вот его и карает Господь?

Срочно поехал к ней со слезными извинениями.

Лида-то простила, а брюхо, похоже, нет.

Любую пищу отторгает напрочь.

Кинулся Саша по церквям, зажигал пудовые свечи, ползал на коленях перед намоленными иконами, исповедовался со стоном и придыханием.

Нет отдачи!

Тогда закатился к сатанистам. Откушал рагу из черного кота. Хлебнул самогон на яде гюрзы. В дикой ярости на клочки разорвал Библию.

Опять ничего…

Сел на водопроводную воду и сухарики из «Бородинского». Это кушанье брюхо еще терпело.

Саша угасал на глазах. Худел бедолага. Руки его тряслись. Поясницу стянуло огненным обручем. Язык заплетался.

В Останкино ему теперь поручали самую плёвую работенку. С другой, очевидно, он бы не справился.

6.

Вытащил его из небытия случай.

Саша отравился желудочными таблетками и оказался в реанимации.

Откачивали несколько суток.

А когда откачали, Саша рабски молил брюхо простить его.

– Милое! Чудесное! Солнышко! Жизнь без тебя хуже смерти!

– Еще попроси…

– Единственное! Моя услада, радость, надежда!

– Ладно. Прощаю.

Из больницы сразу в супермаркет.

Накупил океан снеди. Сколько руки держат.

Дома закатил пир горой.

И чрево ликовало, наяривало!

Вечером заехал к Лиде. Второй раз повинно кинулся в ноги. Зачем? На радостях. От пищи, как пьяный был.

– Неужели ты целый год не замечал, как я по тебе сохла? – огорошила его Лидуся.

Ночная эротическая вакханалия была великолепна.

А утром, протирая глаза, сладко позевывая, Саша подумал: «Какими кулинарными прелестями порадует его Лида?»

Он чуял, звёздный час для него, то есть для брюха, совсем рядом.

– Сам-то ты, Пётр, пожрать любишь?

– Я на молочной диете. Кефир пью. Салаты.

– И напрасно! Я б с удовольствием закатился в «Пекин». Умял бы печеного гуся. Слушай, не трогай ты этого режиссера. Ну, влюбился парняга в собственное брюхо, что тут такого? Та, давай, опять возьмись за ведущих. За этих нарциссов. Промой их с хлорочкой, с серной кислотой.

Компромат № 23 Телефонная диктатура

1.

Утром телефон телевизионного ведущего Павла Огородникова взорвался набатным звоном.

– Значит, ровно в семнадцать нуль нуль, – строго произнесла трубка.

– Что в семнадцать? Кто вы?

– Не дури! Тротил возьми класса «люкс». Проверь взрыватели. От торгового центра «Березка» не должно остаться камня на камне.

– Да кто вы, чёрт побери?!

Телефон ответил безучастными гудками.

«Экая гадость! – в сердцах выругался Паша. – Еще и это!»

Только вчера Павел был «звездой» телеканала. Сегодня первый день безработный. Поссорился с главным, и тот указал на дверь. Перспективы весьма туманны. А тут телефон с идиотским тротилом.

Паша выбрел на кухню. Глотнул черный кофе. Сжевал бутерброд с семужкой. Теперь уже мобильник зашелся в полифонической симфонии Моцарта № 40.

– Кто?

– Конь в пальто! Виссарион, конечно. Монах-отшельник.

– Издеваетесь? Вася, ты?!

– Помолчи, дубина! И внемли! Выходим завтра поутру. Не забудь саперную лопатку.

– Ага! Тротил, лопатка…

– Для кандидата в монахи ты, Павел, слишком суетен. Лопатками, если забыл, будем рыть землянки в обители Нового Афона.

И абонент пропал, сгинул.

Что еще за заговор Сионских мудрецов? И откуда религиозный отморозок знает его имя?

Паша вышел на балкон. Яростное июльское солнце заливало высотки напротив. Стая сизарей крутила кульбиты в лазури неба.

Надо искать работу!

Телефон в зале затрезвонил жизнеутверждающе бодро.

– Ну? Говорите?

– Это Лили, – с глубокой интимностью проворковала трубка.

– Какая еще Лили?

– Твоя озорная девчонка по вызову.

– По какому номеру вы звоните?

– По твоему, сладенький! Я так тебя хочу! Уже вся влажная!

– Слушай, Лили! – заорал Паша. – Я тебя знать не знаю!

– Твой голос меня так заводит, – застонала трубка. – Значит, сегодня на нашем заветном месте. У кинотеатра «Улан-Батор». Прямо у памятника Хо Ши Мину. В девять!

Павел шваркнул трубку.

Это точно заговор. Для дружеского розыгрыша слишком круто.

Павел с утра никогда не употреблял. А тут расходились нервы, трясутся руки. Плеснул коньяк в рюмку.

Вошел в зал, а там котяра Василий вылавливает из аквариума последнюю золотую рыбку.

Паша вышвырнул злодея на балкон, свалился в кресло, задумался тяжело, могуче.

2.

Жизнь у него дурацкая, поэтому и звонки лихие.

Жил бы как все, без выпендрежа, был бы и с работой, и с деньгами. Лишиться места телеведущего! Это же надо умудриться!

Телефонная трель прервала его раздумья.

– Сейчас с вами будет говорить экс-президент Украины, – веселым женским голоском произнесла трубка.

Паша уже не удивлялся. Молчал.

– Павел, родный, выручай, – малороссийским баском загудел телефон. – Возглавь мой предвыборный штаб. Хочу опять в президенты.

– Почему именно я?

– А кто? Только ты в состоянии жидов с москалями построить. Выиграю – отплачу по-царски. Ты мою широкую натуру знаешь.

Телефон затрубил отбой.

Паша в смущении и тревоге выбежал на улицу.

В нагрудном кармане, прямо у сердца, затрезвонил мобильник.

Павел метнул его в урну.