Прибежал домой. Так и есть! Ни в одной газете, ни в одной книжке буквы «ё» не было. Вдруг осенило, а не от того ли развал и запустение в стране, что литеру с рожками отменили, разжаловали подчистую, как его самого разжаловали с флота?!
Кинулся изучать историю вопроса. Так, так… Букву «ё» предложила легендарная Дашкова. Во времена Екатерины Великой честь её укоренения в русском языке принадлежит самому Карамзину.
Вспомнились конкретные случаи. Как на фургоне грузовика было начертано «Королевские котлеты» вместо «Королёвские». Какой, спрашивается, ещё король?
Припомнилось, как дочурка по буквам читала по букварю «елка» вместо «ёлка», «еж» вместо «ёж».
Тысячи примеров!
От этого разброд и шатания. Мозги под откос.
После этого озарения Виталий круто изменил свою жизнь. С раннего утра он принимался бегать по редакциям газет и журналов, требуя у ответственных работников возвращения на страницы многострадальной буквы.
И сразу стало ясно, где окопались враги.
Все редактора поднимали его на смех, а босс «Литературной газеты», Юрий Шапокляк, и вовсе обозвал его склочной козявкой.
Пришлось к голове этого редактора припечатать малахитовую чернильницу с золотыми прожилками.
Шапокляк попал в реанимацию, а Виталий Чушков в кутузку.
Именно там, в каземате, Чушков и познакомился со своим будущим благодетелем и щедрым спонсором Митрофаном Жуковым.
Бизнесмен сделал огромные деньги на продаже жилья глупых алкоголиков и бесполезных старушек, но чем-то не угодил налоговикам и уже пару месяцев куковал за решеткой.
Объединяла Чушкова с Жуковым ненависть к новым порядкам и страстная привязанность к русскому языку.
– Я Чехова обожаю, Бунина, Ивана Тургенева, – хлебал из алюминиевой тарелки баланду Митрофан Жуков. – Я же до перестройки учителем литературы и русского языка был. Тетрадки проверял.
– Классику я не очень, – в свою очередь исповедовался Виталий, припивая из жестяной кружки подслащенную воду. – Вот о торпедах я, наверное, всё знаю. Или почти всё. Я букву «ё» очень люблю.
– Ничего! – улыбнулся Митрофан. – Освободимся, я и тебе и твоей букве помогу.
– Так у тебя, небось, денег не осталось?
– Не боись! В нужном месте у меня кубышечка с золотыми закопана.
Не соврал!
Как только оказались на свободе, а судьбе было угодно, чтобы они освободились в один день, Митрофан передал Виталику энную сумму и попросил:
– Издай книгу о букве-изгое. Напечатай на лощеной бумаге. Под яркой обложкой. Пусть Россия вздрогнет, поймет, наконец, откуда беды.
Книга за живые деньги была издана в рекордные сроки. Времена-то коммерческие. Заплатил – и ты на коне. Обложка на загляденье. Бумага – атлас.
К крайнему изумлению подельников книжка прочно завязла на прилавках магазинов. Россиянам бы покушать чего, а не читать.
– Рекламный ход нужен! Раскрутка! – играл желваками Митрофан Жуков. С выкопанной кубышкой он чувствовал себя по совместительству Богом.
Наштамповали наклейки для метро, майки, дорожные щиты с надписью: «Ё – наша буква!»
Книга пошла, но не очень.
– Партию нужно организовывать! – ударил кулаком по столу Митрофан Жуков.
– Какую партию? – обомлел Чушков.
– Партию защиты буквы «ё». А назвать её, – Митрофан глубоко задумался, – «Ё – моё!»
– Думаешь, в неё пойдут?
– Увидишь!
В партию ринулись десятки, сотни, а потом и тысячи обездоленных людей, которым уже надеяться было не на что. Только на букву.
Возле Белого Дома стали появляться пикеты с транспарантами «Ё – моё!», «Виталий Чушков – наш Президент».
– Какой из меня президент? – изумлялся Виталик. – Что я знаю?
– Главное, – хлопал его по плечу Митрофан Жуков, – не меньжуйся. Перестройщики подняли Россию на дыбы, ты опустишь.
Но до президентских выборов было еще далеко, нужно было жить обыденной жизнью.
А жизнь эта Виталия Чушкова не устраивала.
Жена и дети-старшеклассники, сын с дочкой, косились на него, как на буйно помешанного. Оглашенный папаша со своей буквой.
С женой Виталий перестал говорить. С детьми здороваться.
Раз не понимают его высокой миссии, то вон из сердца, с глаз долой.
На митинге у Государственной Думы разговорился со своей ярой сторонницей Людочкой Хвостовой. Рыжая, худая, в круглых очках.
– Я, Виталий Иванович, – морщила она остренький носик, – букву «ё» понимаю метафорически. Две точки над «ё» – это яйца. А сама «ё» – фаллос. Убрав точки, Россию кастрировали.
Виталий пригляделся к Люде. Груди конечно маленькие, почти нет. Но попка ничего – кругленькая. И какой-то похотливый восторг в глазах.
В этот же счастливый вечер у Виталика был бурный секс с активисткой. Ничего, что меж ними разница в двадцать лет! Он словно эдаким сальто-мортале кувыркнулся в свою заповедную молодость, когда ничего не болело, и можно было без страха хлестать портвейн из горла.
Утром он объявил жене и детям, что уходит от них. Собрал немудреные манатки и перебрался в новую квартиру на Воробьевых горах. На членские взносы партийцев ему на прошлой неделе купили.
Людочку он сюда вызывал от случая к случаю. Когда в паху припечет. Не к лицу сорокалетнему господину скакать молодым козлом.