Останкинские истории (сборник)

Однако не важно было для Шеврикуки, учтив сегодня Илларион или нет. Важно, что Илларион обнаружился и согласился на беседу с ним.

— Входи, — услышал Шеврикука.

И увидел Иллариона, его руку, именно предлагающую переступить порог. Но никакого порога не было, а Шеврикука уже стоял в пределах Иллариона.

«Как к нему обращаться? — соображал Шеврикука. — На „ты“ или на „вы“? И как его именовать?»

— На «ты», на «ты»! — будто с укоризной произнес Илларион. — И я для тебя Илларион.

«Сегодня — Илларион…» — подумал Шеврикука.

— Хорошо, сегодня, — согласился Илларион. — Что думать о вчерашнем и завтрашнем?

А получалось, что «сегодня» Иллариона происходило во дни императора Павла Петровича и, судя по грубоотесанным пудостским камням сводов галереи, куда шагнул Шеврикука, — в Гатчинском замке. В левую руку Иллариона опустился факел, и Шеврикуке было предложено винтом лестницы направиться в черный подземный ход, ведущий к Гроту «Эхо» и берегам Серебряного озера. «Как же, как же, — вспомнилось Шеврикуке, — именно этой дорогой уходил от казаков и комиссаров Александр Федорович Керенский…» Много чего случалось в этих камнях, а вот в голову Шеврикуке пришел Главковерх временный… Но и сам Павел Петрович вышел временный… При чем тут это?.. Ни при чем, ни при чем, убедил себя Шеврикука. Илларион, рослый, худой, факел пронося торжественно, с какой-либо целью или по настроению (темнота не помешала бы ни ему, ни Шеврикуке), в черном плаще до отворотов ботфортов, в прусском напудренном парике с косицей, вел Шеврикуку к гроту. Шаги их распространялись в прошлом и в будущем. Тени становились великаньими.

«И вовсе мне не нужен разговор с Илларионом», — понял Шеврикука.

— Присядем здесь, — остановился Илларион.

Факел был водружен в металлическое кольцо, выскочившее из стены, а на полу образовались два походных седалища — то ли барабаны, то ли бочонки с порохом — и между ними раздвижной столик. Присели. По привычке в новом для себя или полузабытом им месте Шеврикука огляделся. Все было как было. Лишь рядом с факелом Шеврикука увидел выведенные мелом слова: «Свет. Тьма».

— Для посетителей музея, — сказал Илларион. — В этом месте они испытывают легкие тревоги. Экскурсовод ведет вниз, к воде. И вдруг гаснут лампы. Охи, страхи, дамы прижимаются к кавалерам. Свет вспыхивает. Все довольны.

— Легкие покалывания историей…

— Ты по делу? — спросил Илларион. Но будто бы и не спросил, а предложил сейчас же и выговорить суть дела.

— Так думал, — сказал Шеврикука. — Но вижу, нет ни дела, ни необходимости. Так… По капризу… По слабости натуры…

— Ладно, пусть по капризу, — кивнул Илларион. — Но все же ты отчего-то вспомнил именно обо мне… Может, посчитал, что я осведомленный?

— Может быть…

— Я осведомленный… Но не до такой степени осведомленный, чтобы удовлетворить все твои интересы. А кое о чем полагаю необходимым и умолчать. Для твоей же пользы и самостоятельности.

— Но я уже ни о чем не намерен спрашивать! — хмуро сказал Шеврикука. — Вот ведь глупость какая! Извини, Илларион. И вломление мое к тебе вышло зряшное!

— Может, и не зряшное. Можно и просто посидеть. Время у тебя еще есть. Хотя его и немного. Но посидим. Мы так редко видим и слышим друг друга, будто нас нет вовсе.

— Выходит, так, — сказал Шеврикука.

— Что подать? — спросил Илларион. — Мальвазию с острова Мадейра? Спотыкач? Боярскую полусладкую? Горилку с окаянным перцем? Шотландский напиток, но не на два пальца? Или пиво из солодовен Пафнутия Боровского? Что приличествует нынешнему случаю? И не воспрепятствует пусть и минутному единению натур?

— Весь твой перечень хорош, — сказал Шеврикука. — Все в нем может исключительно приличествовать и ничто не воспрепятствует. Перечень можно и продолжить.

— Потом и продолжишь, — кивнул Илларион. — А пока предлагаю по стопке «Тамбовской губернской».

На столике воздвиглась бутылка «Тамбовской губернской». Стопки вблизи нее встали серебряные. Собравшись снять с сосуда крышку, Илларион чуть было не оконфузился. Ногти его, облагороженные пилкой, а возможно, и усердиями художника от маникюра, не могли одолеть упрямство ломкого металла. «Дай-ка я ее зубами!» — хотел предложить Шеврикука. Но Илларион, осердившись, саданул ладонью по дну бутылки.

— За нас с тобой! — поднял Илларион стопку.

В закуску он отчего-то определил сыр камамбер.

— А что? Пошла «Губернская-то тамбовская»! — заявил Илларион. — Бывали мы в Тамбове в присутственных местах и на балах у губернатора.