Останкинские истории

— Нет, знаю… Как же… — сказал Шеврикука с расположением к Стише, но без всякого расположения к Увеке-Векке. — Слышал… И видел как-то ее… Приходилось сталкиваться…

— Мои-то с ней тропинки пробегали рядом, — сказала Стиша. — А то и сливались в одну…

— А мы вашу даму козырной десяткой! — воскликнул Крейсер Грозный. — И три очка «Спартаку»!

— Но ведь она, Увека-то, говорят, определена в холодную, — вспомнил Шеврикука.

— Сегодня она в холодной, — улыбнулась Стиша, — а завтра, глядишь, будет в тепле на канарском пляже…

— Может быть, — вяло согласился Шеврикука. — Может выйти и так…

— А я думала, вас обрадую Увекой-то, — Стиша была чуть ли не разочарована. — Она-то на вас ох как смотрит!.. Да вы, видно, и стоите того. А, Шеврикука? У Увеки-то есть и надежды на вас, я знаю! Может, я говорю лишнее. А может, и нет…

— Стиша! — словно бы с высоты, с гранитной скалы властно прозвучал голос Малохола. — Не время ли тебе вспомнить о своих заботах! Не время ли поднести жаждущим чаши!

— Это верно! Это справедливо! — поддержал Мало хола Крейсер Грозный. — А то ведь минут через пятнадцать притопочут обратно наши бегуны.

— Это как же они будут вздыматься на Башню? — поинтересовался Печенкин.

— Приезжайте к нам, увидите.

— Ну да, — покачал головой Печенкин. — Над вами в Останкине неизвестно что висит.

— Экая беда! — сказал Крейсер Грозный. — Висит себе и висит. Над каждым из нас все время что-нибудь да и висит. А из этого дредноута, что в Останкине, вчера пролилось. И ничего, живые.

— Что пролилось? — спросил Лютый.

— А леший его знает, — сказал Крейсер Грозный. — Не успел попробовать. Недолго лилось. Сосед слизнул с балконной ограды, говорит — хорошо! И запах стоял вкусный. Не иначе как борща по-флотски. Вот и Игорь Константинович подтвердит.

— Я отсутствовал в ту пору в Останкине, — сказал Шеврикука.

— Ну и не расстраивайтесь, — успокоил его Крейсер Грозный. — Еще закапает. А чтой-то вы карты не сдаете?

— Хватит! — резко заявил Раменский.

— Проигрываешь — и не злись, — сказал Лютый. — Сдавай или оплачивай проигрыш. Сколько зайчатины должно пойти ихнему змею? Анаконде, что ли?

— Анаконде, — подтвердил Крейсер Грозный.

— Ихняя живность, — сказал Раменский, — может, и липовая.

— А вот вы подавайте змею ваших зайцев, — предложил Крейсер Грозный. — Мы и проверим. Да и двух барсуков тоже! Красавица милая… Зовут-то вас как?

— Стиша.

— Стиша. Не сделаете ли одолжение, пока решаются животноводческие проблемы, выглянуть и посмотреть, не бегут ли обратно, огольцы?

— Бегут, — вернувшись, сообщила Стиша.

— И уже видны? — ужаснулся Крейсер Грозный.

— Нет. Я прикладывала ухо к земле. Слышен топот.

— Вот и хорошо! Вот и спасибо! Сожалею, что заставил ваше бесценное ухо быть приложенным к грунту. За ухо это и тем более за косу самое время теперь осушить чашу.

— Поднеси ему! — распорядился Раменский. — И пусть проваливает!

— Моряки никуда не проваливают! — гордо заявил Крейсер Грозный. — Но исключительно с вашими зайцами…

— И что это ты выступаешь здесь командиром? — обратилась к Раменскому Стиша.

— Хватит! Все! — молвил Малохол.

И замолчали.

Минут семь еще шла игра. Крейсер Грозный ликовал, готов был нечто выкрикнуть или пропеть, но и без оглядки на Малохола останкинский гость помнил о нем и никаких звуков не издавал. А потом, взглянув на часы, он вскочил, не потребовав и лаврового венка победителя, а лишь принял из рук Лютого раскрашенные бумажки, поблагодарил всех за гостеприимство, пообещал не забывать и долго не пропадать, красавицу Стишу расцеловал в обе щеки, сообщив: «За мной рогатка!» — тут же спохватился: «Да что же это я? Чтобы хозяев не обидеть! На посошок-то!» — запустил черпак в ушат с приятственной жидкостью, осушил его, крякнул и был таков.

Последовавшие за ним во двор профилактория Шеврикука, Малохол, Стиша и три карточных заседателя могли лишь засвидетельствовать, что Крейсер Грозный ловко и вовремя преодолел забор из металлических палок с наконечниками копий, был дружелюбно встречен толпой настоящих мужчин, гармонично вписался в их сообщество и даже вызвал долгий, облегчающий душу вздох поощрения.

— Да не злись ты! Проиграл и проиграл! — сдерживал Лютый (и Печенкин помогал ему) раззадорившегося Раменского, рвавшегося к забору. — Я тебе еще нарисую. И барсуков, и росомах!

А Шеврикука почувствовал, что к нему прижалась пшеничнокосая Стиша.

— Шеврикука! Можно тебя на секунду? — сказал Малохол.

— Пожалуйста.

Они отошли.

— Вот что, — сказал Малохол. Глядел он будто бы в спины бегунам. — Более ты нас не посещай.

Шеврикука рот раскрыл в намерении попросить у Малохола объяснений, но произнес лишь:

— Как скажешь!

И услышал:

— А я уже сказал.

В глаза Шеврикуке Малохол так и не взглянул.

Глава 30

В Землескребе Шеврикука посчитал, что пришла пора повидать Пэрста-Капсулу.