Останови часы в одиннадцать

– Учтите, это очень важно, – он перегнулся к ней через стол. – Откуда всем известно, что это была засада?

– Так говорил отец, – сказала она без всякого колебания.

– Какие у него были доказательства?

– Ему не нужны были доказательства. Тогда это было однозначно, во время войны. Разве нет?

«К сожалению, нет, – капитан Корда вздохнул. – И между прочим, от этого произошло много несчастных случаев».

– Кому отец тогда передал командование? – спросил он.

– Сверку. И об этом Сверке я много слышала. Если бы он остался в живых, наверно, был бы гением. Отец считал, что убил будущего Пруса или Сенкевича. Сверк писал. Наверно, какие-нибудь партизанские рассказы, стишки. Впрочем, все равно жалко этого Сверка. Что правда, то правда. Может, действительно талант. Кажется, он был идеалистом, и ребята его уважали. Все.

– Сколько ребят тогда пошли в имение?

– Семнадцать, и ни один не вышел живым.

– Это точно?

– Есть могилы. Запись в приходе. Можете проверить. А если точнее, в ту ночь погибло восемнадцать людей из нашей округи.

– Где лежит восемнадцатый?

– Нигде. Исчез.

– Он был в отряде отца?

– Нет. Это был парень с фольварка.

– Как его звали? – Теперь капитан спрашивал быстро, беседа кончилась, и девушка это заметила.

– Отец никогда не называл его ни по фамилии, ни по имени. Только сын Вавжона. Кажется, мать этого парня пришла на похороны, убежденная, что сын попал в перестрелку, но между убитыми его не было.

– Он так и не вернулся? После войны?

– Я этого не знаю. Может быть, еще остался в живых кто-нибудь из старожилов фольварка. Там вы скорее что-нибудь узнаете.

– Виделся ли отец с кем-нибудь из своих товарищей по оружию после войны? В последние годы?

– С кем же он мог видеться, если всех уничтожили? – ни с того ни с сего рассердилась девушка. – Но он был збовидовцем[5] и ездил на разные юбилейные торжества. Возвращался всегда разбитый. Несколько дней «жил там», как говорила мама. Но это проходило.

– Бородатый командовал аковским отрядом? К какой группировке он принадлежал? – спросил Корда для уточнения.

Девушка скептически улыбнулась.

– А в самом деле… – задумалась она. – У отца вообще были какие-то трудности. Он всегда говорил, что еще во время войны чувствовал, чем все это пахнет. Мне кажется, он постоянно уклонялся от политических деклараций. Хотя ему сверху и угрожали, ведь он был офицером. Я знаю, что тогда он распускал парней по домам и переставал беспокоить немецкие посты. Говорить об этом он не любил. Только об этом. Знаю, что ему охотно помогали беховцы[6] и алёвцы,[7] и сразу же после окончания войны его выдвинули в бургомистры нашего местечка, хоть он и отказывался. Он занимал эту должность четыре года, потом на это место пришел пэпэровец.[8] В партии отец никогда не состоял, но люди его уважали. И из-за своих партизанских дел никогда неприятностей не имел. Аковцы его не любили и в Збовиде всегда его сторонились. Вообще мой отец был несчастным человеком. Вернее, противоречивым, он не сумел найти свое место в жизни. Некоторые считают, что он был чудаком, но я так не считаю. Так говорили только те, кто не мог ему простить, что в 1944 году он согласился стать бургомистром. Во время войны был связан с АК, а потом стал помогать новой власти. Это подорвало к нему доверие и у тех и у этих. Он ожесточился, но с нами, со мной и с мамой, был всегда добрым.

«Хм. След опять обрывается, – с досадой подумал капитан. – Человека, который мог бы убить часовщика из мести, все еще пет. Где его искать? Никого из партизан в живых не осталось. Это единодушно подтверждают все люди, с которыми я разговаривал. Исходя из твоей версии, количество жертв увеличивается еще на одну. Одну? А что с ним?»

– Разве парень из фольварка был в отряде твоего отца?

– Наверное, нет. Отец никогда не винил себя в его смерти. То есть, – поправилась она, – не считал, что он в ответе и за него.

– Во время войны много людей погибло при невыясненных обстоятельствах, – заметил капитан Корда. – А что отец думал об этом странном совпадении, об исчезновении парня именно во время боя?

– Я никогда ничего об этом от него не слышала. Нет, – сказала она убежденно. – Тот парень не интересовал его так, как те, из которых он сделал солдат. Кажется, он даже не знал ни его имени, ни фамилии. Кажется, он узнал об исчезновении парня на похоронах. Вавжонова напилась. Об этом он вспоминал. Вот тогда-то он, наверно, первый и единственный раз видел Вавжонову. Он запомнил этот эпизод на похоронах, потому что мать парня из фольварка прервала церемонию. Она упорно твердила, что ее сын там, среди убитых. Страшно кричала. Для нее даже открывали гробы. Какой ужас! Зачем вы во всем этом копаетесь?

«Затем, что оттуда все еще выползают тени и распространяется трупный смрад, – ответил капитан самому себе. – Затем. У живых нет иных причин для раскапывания могил. Никто этого не делает для того, чтобы проверить свою память. Она и так достаточно крепкая».

– И перед смертью отец тоже ничего не сказал? – задал он последний вопрос.