Останови моё безумие

- У тебя щетина, - невпопад шепчет малышка, передвигает пальцы на мои губы, очерчивая их, задерживается в уголке и так же тихо произносит: - Это он тебя ударил?

- Да. Уже не больно, - сразу же добавляю, предупреждая её вопрос, но она задаёт другой:

-  Что мы будем делать, Влад?

Я сам прячу лицо сестры на своей груди – чтобы говорить свободнее, чтобы не врать ей в глаза…

- Всё будет хорошо. Олег всё ещё мой друг, он поймёт со временем и он никому не скажет.

- А Катя? – вспоминает моя ревнивая девочка.

- Она не знает, просто приревновала к Инессе, поэтому и хотела встретиться.

- А ты? – почти не обращая внимания на мой последний ответ допытывается до правды Мира.

- Я приехал и не стал её разубеждать. Она била кулаками меня в грудь, затем кидалась в объятия, обнимала и плакала – впервые… А я был холодным и каменным, я думал только о том, что опаздываю домой… к тебе. – Я чувствовал как сильнее прижалась Мира к моей груди, как крепче вцепилась она в мои плечи, как щека её стала влажной и холодной, а я трусливо молчал.

- Это я… Это всё я… – шептала на грани истерики, шумно и рвано хватая ртом воздух, стирая поток слёз о моё плечо.

- Ты не виновата в том, что я люблю тебя, не виновата в моём безумии, - её лицо неестественно тянется к моему, а я шепчу лихорадочный шёпот ей в губы. – Ты лишь позволила мне любить, позволила жить с этой любовью. Тише, тише, - шепчу и чувствую как рассредотачиваются ряды нервов в моей голове: её слёзы смачивают мою грудь, а их соль разъедает мне сердце.

Она очень неожиданно срывается с места и как есть обнажённая, скрывается в ванной, тут же запирая дверь на два поворота ключа, совсем недавно мы запирались так вдвоём, вместе от всего мира, теперь она закрылась от меня…

Я поднимаюсь с кровати в замедленной съёмке кинокадров, зеркально повторяя все действия Миры, только я не могу попасть туда, где сейчас она – в её душу. Я сползаю по двери вниз по ту сторону от неё, но это хотя бы сколько-нибудь близко – я слышу её сдавленные слёзы. Мой затылок упирается в твёрдую поверхность, я закрываю глаза, ещё чуть-чуть я возненавижу эти стены и эту дверь – эту квартиру.

- Больше не рассказывай мне ничего, - вдруг раздаётся её голос из-за двери и детское шмыганье носом. – Не хочу ни о чём знать, только… - она затихает, и я терпеливо жду, не нарушая тишину между нами. – Только скажи мне, когда меня тебе… больше не надо будет. – Боль. Боль где-то в солнечном сплетении, где-то между пятым и седьмым ребром и полная парализация мозга, но в правом кулаке ничего не было – только удар не со всей силы, слишком слабый, чтобы разнести эту дверь, слишком слабый, чтобы сделать мне больно. И я оглох, оглох от собственного рыка – нечеловеческого:

- Открой!

Что-то липкое и неприятное растекалось по выступающим костяшкам, но пальцы свело судорогой, я не хотел, чтобы Мира видела меня таким, но она зачем-то послушалась меня и открыла. Она спокойно встретила мой взгляд, в её тёплых, всегда тёплых глазах не было теперь и слезинки, но болезненно вспухшие они не желали отступать. Я видел в её взгляде – укор и ожидание предательства, и понимал, что у меня нет  такой власти − переубедить, уверить в обратном, нет силы   − открыть ответную обиду. Слова испарились, выветрились, улетучились, но я так ничего и не сказал Мире в то утро.

− Одевайся, я отвезу тебя домой, − всё, что было выговорено мной, нами обоими в воздух, который сжимал нас в единое пространство. Между нами снова было привычное молчание, километры дороги под бесшумными колесами автомобиля, разноцветный и постылый пейзаж за стеклом, в котором прятала взгляд сестра и всё стремительней приближающий в нашу реальность брошенный вчера дом.

Мира, не сказав мне ни слова, вышла из машины: она обхватила свои плечи руками,  будто мёрзла по-настоящему и неспешно направилась в дом, низко опустив голову и неуверенно ступая по сухой земле. Она аккуратно растаптывала идеальную гравиевую дорожку, на самом деле стаптывая меня самого в огородную грязь. Я загнал машину в гараж и продолжал оставаться за рулём не для того, чтобы всё обдумать, а просто для того, чтобы сбежать.

− Владислав Сергеевич? Вы здесь? − тяжёлые шаги моей домработницы не заставили меня прекратить разглядывать пустоту. Я не шелохнулся. − Что же вы в дом не заходите? − без обычной опаски в голосе продолжала односторонний разговор со мной Татьяна Львовна.

− Зачем? − тупо спросил я.

− Как же! Мирочка… − добрая женщина запнулась, но потом выправила свою речь, − Ваша сестра завтрак приготовила. Вас ждёт. − Татьяна Львовна пучила на меня свои выцветшие голубые глаза, когда я с изумлением посмотрел на неё, но на мой глупо раскрытый немой рот, она лишь процокала языком, отвернулась и засеменила в дом.

Я не сорвался и полетел, но всё-таки вышел из автомобиля и покинул, наконец, серый гараж.

Кухня оказалась пустой, правда со следами недавней готовки − запаха чего-то свежеиспечённого, чего-то свежезаваренного. Я разочарованно вздохнул, хотя и с примесью облегчения.