Остановиться, оглянуться… (Поэтический дневник)

Вдруг столько зимы
В суете повстречалось
Над пылью дорожной,
Над сплетней досужей.
По вечной дороге,
Сметая усталость,
Нам всем по зиме
В этом мире досталось.

1998

«Покаянный бег времен…»

* * *

Покаянный бег времен —
Что я прожил, что я нажил:
Лет неслыханная тяжесть,
Снег и снег со всех сторон.

1998

«А по снегу, по снегу…»

* * *

А по снегу, по снегу,
По вечному снегу
Бродят судьбы,
Как будто бы звери по следу.
Оглянуться ещё не успев,
Исчезают.
А снега окружают.
Уже окружают…

1998

«Срывалась погода на резкий…»

* * *

Срывалась погода на резкий
Фальцет.
Вагонная лампа светить перестала.
Дожди кочевали по тихим
Вокзалам,
Смывая усталость
Сомнений и лет.

2015

«Летом хоронили бабушку…»

«Живущий получает и собирает плод в жизнь вечную, так что сеющий и жнущий вместе радоваться будут».

Евангелие от Иоанна

Летом хоронили бабушку. Уходила, отодвигалась куда-то вдаль безоблачная пора детства… Черный шлейф похорон. Боль прощания, могила возле дороги. Берёза и тишина. Вспомнилось кладбище в Тарусе. Могилы опальной Ариадны Эфрон, Константина Паустовского, известных и безвестных русских людей подле вечной Оки в сердце российской глубинки. Я ещё вернусь в Тарусу, к холодному цветаевскому камню, к церкви без алтаря, к надгробью Борисову-Мусатову, к счастливым и туманным дням. А пока из детства: бабушкин говор; слияние еврейской и русской речи. Провинциальный быт, философия и боль утрат.

Бабушка

Оставшись одна в тридцать с небольшим, бабушка всю свою жизнь посвятила своей любимой дочери и нам, внукам. Внуки – это я и Саша. Саша – младший. Я помню нашу самую раннюю общую фотографию. Мамочка, совсем молодая, с моим маленьким братом на руках, и я на стуле. Хорошенький. Сзади, на втором плане, моя дорогая, незабвенная бабушка.

Крайне чувствительная, экзальтированная, с неподражаемым говором, чудесными фольклорными словечками, то и дело слетавшими с её уст, она была человеком ярким, неординарным. Из тех, кто придаёт жизни то особое измерение, которое сродни детскому восприятию мира.

Она не знала еврейских традиций, поэтому в доме всегда отмечали две Пасхи и никогда не говорили на языке предков. Она безумно вкусно готовила, и её отдельно взятую неповторимую кухню не затмит для меня никакая другая.

Мы жили в городе Клинцы Брянской области, на улице Красной, снимали комнату у родной бабушкиной сестры. Мой брат спал на диване, я – на приставных стульях. Мама с папой занимали единственную кровать, а бабушка устраивалась на раскладушке. Здесь же практически находилась и отцовская мастерская: он рисовал портреты вождей и государственных деятелей. Однажды, со сна, я нечаянно столкнул со стола краски, и их брызги попали на изображение вождя народов Иосифа Сталина. Папа был в гневе. Бабушка, схватив меня на руки, испуганно, но решительно выкрикивала: «Лёва, не трогай ребенка!» А потом, когда скандал миновал, она оправдывалась перед моим грозным отцом.

Дом, где мы жили, и сегодня у меня перед глазами. Воскресный день. На небе ярко светит солнце, за плетнём маленьким земным солнцем горят подсолнухи. Огромный стол. Куриный бульон с дольками яйца. Вся семья в сборе. Но вот родители уходят, мы останемся одни с бабушкой, и на столе неожиданно появляется фотография. Предобрейшее лицо. Пышная шевелюра. Это наш дедушка Яков.

Бабушка рассказывает нам о его воинской службе, его офицерских назначениях, интендантских обязанностях и большой ответственности. Она колесила с ним по Союзу и всегда ему помогала, носила у себя на поясе все его ключи от многочисленных складов. Во время войны он пропал без вести в чине капитана-интенданта под Белостоком. Его фотография – моё небольшое, но драгоценное наследство, которое перешло ко мне от бабушки.

Она всегда доставала дедушкину фотографию, как икону.

* * *