Остановиться, оглянуться… (Поэтический дневник)

Она прожила большую жизнь. Болезнь сковала её далеко за восемьдесят. А до этого она продолжала баловать нас немыслимыми обедами. Я помню, когда ей было плохо, к нам приходил доктор Левант – ну чисто персонаж Шолом-Алейхема, евреистый донельзя. Сначала он не спеша ел первое, второе, выпивал компот, затем долго мыл руки и только потом устанавливал диагноз: «Будешь жить». И тут приступ быстро заканчивался, и продолжали поступать распоряжения и команды. То тут, то там слышен был громкий бабушкин говор. Она была настоящим боевым командиром в жизни.

Страж нашего долгого и счастливого детства, ангел-хранитель нашей семьи, она и сейчас всегда с нами – в нашей любви, нашей памяти, в нашей благодарности.

Мы до сих пор упоминаем её словечки, её выражения, её говор.

Упоминаем – значит, вспоминаем.

* * *

В расшатанных вагонах тряслось моё будущее детство. Война отвлекала людей от привычного хода вещей, убивала их, уничтожала. Через войну, через страдания пробиралась истина моей жизни. Я иногда смотрю на мир глазами моей бабушки, по счастливой случайности уехавшей в отпуск подальше от границы 15 июня 1941 года.

Едва переступив порог отцовского дома, она услышала о начале войны. Прадедушка Меир тут же принял решение уезжать. Немцы шли по пятам, и всё же удалось спастись. Потом долгая дорога в город Златоуст в эвакуацию. На одной из станций бабушка побежала менять вещи на еду. Поезд тронулся. В вагоне осталась моя маленькая мама. Они нашли друг друга только спустя трое суток. Тогда у совсем ещё молодой бабушки Сони появилось много седых волос.

Иногда вместе с ней я переживаю воспоминания о красном командире в крылатой будёновке. Это был мой дед. А потом легенда-быль о бабушкином брате, который не пришел с Финской. И вслед за этим – печальная повесть о судьбе мужа родной бабушкиной сестры…

…42-й год. Урал. Эвакуация. Каждый вечер – это томление ожидания писем от родных. Фронт далеко – фронт рядом. Похоронки – долетающие птицы скорби.

1985–2018

«Я запускал давно бумажный змей…»

* * *

Я запускал давно бумажный змей,
Он вверх летел и быстро возвращался, —
Так я обычным детством наслаждался,
Лежал, открытый тишине полей.
Кузнечик возле уха стрекотал,
Червяк болтался на сухой делянке.
Я снова к солнцу змея поднимал,
И кровь сочилась из привычной ранки.

И вскачь гурьба летела лошадей,

И ветер обгонял мои желанья,
И ждали мы отчаянных дождей —
Они смывали детства расстоянье
Всего чуть-чуть. Вся жизнь до той поры
И падала, и тотчас же взлетала,
И всё опять как будто исчезало…
В мои послевоенные дворы,

К сараям, где окурки прошлых дней

Раскурят маяту воображений,
Вот снова вверх летит бумажный змей —
Летит моя надежда и спасенье.

2015

«Мама, что-то я делал не так…»

* * *

Мама, что-то я делал не так
В нашей истории жизни минутной.
Что там сейчас у тебя в облаках,
В притче лоскутной?

Детство моё, где подсолнухи в ряд

С черною меткой;
Ветры по улице Красной летят
 Памятью светлой.

Яблони – длинные платья до пят,

Сторож с берданкой.
Годы и станции мимо летят
Дней – полустанков.

Я не обнял тебя поздней порой, —

Не дотянулся.
Ангел, который сегодня со мной,
Мне улыбнулся.

2012

«Мне было подарено долгое детство…»

* * *

Мне было подарено
Долгое детство,
И мир по соседству,
И я по соседству.
Дворы, что хранили
Вчерашние тайны
Минутой случайной,
Заботой случайной.
Где мамины истины,
Мира добрее, —
Увидеть скорее,
Услышать скорее.
Была мне подарена
Целая вечность,
И века злорадность,
И века беспечность.
Где хаты с домами
Едва уживались —
Кому-то на счастье,
Кому-то на зависть.

2015

«Мой двор и несколько семей…»

* * *