Остановка

Ежи Сосновский Остановка

…можешь мне все сказать.

И ты можешь мне все сказать.

Я буду об этом помнить, камень.

Рышард Крыницкий

* * *

Солнечным сентябрьским днем на пороге квартиры моих родителей возник Марек с женой и сыном. Меня дома не было, но мама всегда радовалась Басе, только отец смотрел удивленно, будто увидел их впервые. Мальчик сразу же занялся коллекцией железных машинок, которая с давних пор стояла на полке над моей кроватью. Придя с работы, я повесил в прихожей куртку, поставил портфель и вдруг увидел их всех за круглым столом, недавно вернувшимся на свое место после реставрации; они сидели, склонившись над чашками ароматного кофе. У ног взрослых играл маленький Томек, У-у-у-у, говорил он автомобилям, «принц Генри Уоксхолл»[1] преодолевал край вытертого ковра, а сзади, на светло-бежевой стене, давно требующей покраски, луч замершего над парком солнца рисовал длинный светлый узор. Не знаю, почему они вдруг замолчали; над чашками с золотым ободком потихоньку поднимался пар, я прислонился к косяку, и так мы глядели друг на друга с невыразимой нежностью, как в бездарном фильме с музыкой Мориса Жарра, впрочем, может, это продолжалось недолго, луч солнца, слегка выщербленный снизу зубчатой тенью парковых кленов, продвинулся самое большее на миллиметр, когда мать встала; о, Анджей, как-то уж чересчур поспешно бросился ко мне Марек, привет, старик, и давай меня обнимать; поднялся шум, все говорили одновременно, даже всегда молчаливый отец что-то пробурчал: мол, какие у меня симпатичные приятели в этой Пиле; да, кофе, с удовольствием, сказал я и добавил, выдержав обычную свою малодушную паузу, я сам сварю, но мама уже была на кухне, что поделываете, спрашиваю, большой какой парень. – А это наш сын, сказала Бася, и у меня возникло странное ощущение, что она повторяет это уже в третий раз. Можно я возьму его себе? – Томек размахивал перед носом Марека моделью «роллс-ройса», помню, я получил его от бабушки на Рождество в тысяча девятьсот семидесятом, а через год ее не стало, мне иногда кажется, что, если хорошенько присмотреться, в зеленоватом кузове автомобиля мерцают елочные гирлянды, нехорошо, Томек, объяснял Марек, это дядин автомобиль, а я на это: пусть берет, послушай, Томек – тебя ведь зовут Томек? – я его тебе дарю. – Ну что ты, сказала Бася. В ту же минуту я почувствовал на себе взгляд отца, и мне стало его жаль, он был безумно привязан к старым вещам, ко всяким там памятным сувенирам, любым следам того, что ушло. Но Томек уже благодарил дядю, повис у меня на шее, я похлопал его по плечу, вместо того чтобы обнять, он чмокнул меня в щеку, у него были липкие губы, будто он сосал леденец, и мне стало немного неловко – не умею себя вести с маленькими детьми. Мама принесла мне кофе.