Остановка

— Тряско? — спросил он, но не обнадежил. — Ничего не поделаешь. Недавно по телевизору выступали, что нужно говорить не жатва, а страда. Так что пострадаем за общее дело. Или возражаете?

— Пострадаем.

— А с другой стороны, вам за что? Мы-то на подряде. Вот и гоним, — все-таки посочувствовал шофер.

— И зерно брезентом не укрываете? — не выдержал я очередной выбоины.

— Ну кто вам сказал! — обиделся он. — Как младенца пеленаем и везем нежно, чтоб не расплескать. Вот поедете обратно, сами увидите. А сейчас поспешать нужно.

— Далеко еще?

— Рукой подать. А вам в бригаде кто нужен?

— Мне, собственно, приезжий один… Подросток.

— Толик?

— Знаете?

— Занятный парнишка.

— Что именно?

— Городской, а хватка наша.

— Сельская?

— Механизаторская. Ему дядя Гриша свой комбайн доверяет. А вы родня ему? Не дедушка, случайно?

— Нет. Я по поручению. Мать передать кое-что попросила.

И я показал сумку.

— Беспокоится мамаша?

Я не стал распространяться.

— Дело материнское.

На том и договорились.

Машина притормозила у вагончика-бытовки. Неподалеку от вагона в тени старой акации за врытым в землю столом сидел крепкий мужчина и ел борщ из алюминиевой миски.

— Вот он, дядя Гриша, — сказал водитель, и едва я успел соскочить, газанул по недавно наезженной колее в поле к комбайнам, грузиться.

Я подошел.

Дядя Гриша смотрел на меня, положив деревянную ложку на край миски.

Я представился. Правда, довольно невразумительно.

Дядя Гриша сдвинул не то выгоревшие, не то седые брови.

— Что посылку привезли, понял, а вот кто вы, не понял.

— Да это не так существенно.

— Садитесь, — предложил он, не возражая.

Я присел на грубо обструганную лавку.

— Если несущественно, тогда другое дело.

Теперь я не совсем его понял. Но он продолжил:

— Если вы человек посторонний, значит, отдал — уехал, и все дела. Хотя вы, выходит, специально приехали, не в командировку, значит, не совсем посторонний?

— Все-таки больше посторонний.

— Дело ваше. А я-то подумал…

— Что вы подумали?

— Да что вы вроде отчима или кандидата в отчимы.

Я и смутился и улыбнулся невольно.

— Разве я похож на кандидата… в женихи?

— А что такого? По закону не ограничено. Седина в бороду… Ну, ладно. Это я так. Все-таки он мне доверился, вот и интересно. Ответственность несу.

Ответом моим он, конечно, остался недоволен, но и не попрекал меня за скрытность.

— Вы ему ближе, чем я, — добавил я утешительно.

— Да ничего, уживаемся.

— Где же он?

Дядя Гриша показал ложкой на приближающийся комбайн.

— Вот…

— И как он работает на машине?

— Справляется, помаленьку. На рекорд еще не вышел, но на кусок хлеба заработать может.

Комбайн приближался, пригибая и, срезая густой хлеб. Дядя Гриша махнул рукой, и машина остановилась, поравнявшись с нами.

— Толя! Гость к тебе.

Мне показалось, что мальчик не хотел выходить из кабины. Во всяком случае, вышел не сразу. Но куда ему было деваться? Маленькая фигурка отделилась от пышущей жаром пыльной красной машины, мелко вздрагивавшей и гудящей невыключенным мотором.

И снова мне показалось, что идет он неохотно, будто заставляет себя переставлять ноги, совсем не так, как следовало подростку, который на глазах у взрослых выполняет настоящую мужскую работу. Одет мальчик был в узкие латаные и застиранные джинсы, но и они казались велики на его худом, черном от загара теле.

— Ну и худющий, — сказал я, пока Толя шел к столу.

— Ничего, были б кости, мясо нарастет, — ответил дядя Гриша, крепыш, в котором, казалось, никаких костей отроду не бывало.

— Он устает, наверно.

— Не замечал.

— Идет медленно.

— Гостя не ждал.

«Еще бы!»

Толя был уже рядом.

— Здравствуй! — шагнул я навстречу. — Ты меня, конечно, не узнаешь…

Он посмотрел. Конечно, ждать меня здесь Толя не мог, но узнал, и не только узнал, неожиданно для меня вдруг улыбнулся, мне даже показалось, обрадованно.

— Узнаю.

— Ну, здравствуй, — повторил я, протягивая руку.

Его сухая ладошка прикоснулась к моим пальцам.

— Здравствуйте.

— Я от мамы.

— Случилось… что-нибудь?

Улыбка пропала, появилась тревога.

— Да нет, все в порядке, она тебе переслала кое-что, — откликнулся я по возможности бодро.

И я протянул посылку.

Мальчик быстро присел на лавку и стал перебирать содержимое — новые джинсы, майки, банки с консервами.

Дядя Гриша наблюдал искоса.

— Штаны — это хорошо, — заметил он, — парень уже светит задницей, а еда ни к чему, мы сами в город посылаем.

— А письмо? — спросил Толя.

Об этом я не подумал. Выходит, писать не решилась.

— На словах передала — все в порядке.

— Мама дома?

— Конечно. А где же ей быть?

«Послушал бы мой бодрый тон Мазин! Но почему он так спрашивает? Ведь он ничего не знает?..»

Дядя Гриша поднялся.

— Ну, потолкуйте. А машина стоять не должна. Жатва не ждет.