Остановка в городе

Я был счастлив и, несмотря ни на что, благодарен Эльмеру, потому что без него нам никогда бы не пришло в голову поехать к морю. Я спросил приятеля, счастлив ли он тоже, но он не ответил, и я подумал, что он заснул.

Над песком стояло раскаленное солнце, и я решил разбудить приятеля, но он тщательно прикрыл голову рубашкой, и я не стал тревожить его, потому что, проснувшись, он обязательно заговорил бы об Эльмере. Затем я подумал, как великолепно будет каждое воскресенье проводить на берегу моря, и если Эльмер захочет, можно в следующий раз поехать в Лауласмаа и посмотреть на пламенеющие там кусты шиповника. Затем я почувствовал, как меня одолевает сон, закрыл глаза и сказал себе, что на солнцепеке спать нельзя, что я сейчас же встану и побегу в воду.

Потом мы втроем спускались по лестнице большого дома, возвращаясь с какого-то дня рождения. Когда мы добрались до станции, подошла электричка, мы стояли на платформе, и у Эльмера в руках была большая кипа журналов, я спросил, зачем он их таскает с собой, он ответил, что все это написал сам; я подумал, почему бы Эльмеру не писать, рисовать он не может, зато может писать. Эльмер рассмеялся и сказал, что видит гораздо лучше нас. Затем мы очутились на Башенной площади; на дороге, идущей от вокзала, собралась большая толпа, кто-то закричал: йеменцы! И действительно, там стояли йеменцы, держа в руках огромные охапки бумажных цветов, в центре было какое-то напоминающее гроб сооружение, тоже усыпанное цветами. Мы постарались незаметно прокрасться мимо, но Эльмер схватил один цветок, его стебель оказался длиннющим серпантином, приятель разозлился на Эльмера, дескать, теперь йеменцы нас непременно схватят, и мы бросились бежать; внезапно Эльмер остановился на перекрестке, словно милиционер, и указал направление; я помчался в переулок, перелез через забор, я уже знал, что спасен, но тут с горы ринулись вниз две замызганные девчонки, крича: — Там! Там!

В смертельном страхе я пополз по грязному и липкому полу или откосу вверх, слыша за спиной топот, и вдруг заметил в каменной стене узкий проход, который кончался бункером, я промчался мимо ящика с опилками, пролез в бункер, шаги раздавались уже в проходе, кто-то крикнул: Он там, сзади! Я понял, что прятаться дальше бессмысленно, в этой моей покорности было странное чувство облегчения — так и так все потеряно — и я вылез из бункера.

Я проснулся, дрожа от страха, а может быть от досады. Сел. Приятель еще спал. Эльмера не было видно. Далеко в море кто-то плыл.

Обыкновенный вечер

Женщина сидела на стуле и держала в руке напильник. За окном было темно и поэтому на столе горела лампа с зеленым абажуром, от которого в комнате стоял тяжелый полумрак. Окно время от времени дребезжало — ветер бил по нему крупными каплями дождя, казалось, словно кто-то барабанит пальцами по стеклу. Женщина сидела у окна, держала в руке большой напильник и то и дело поглядывала на алюминиевый таз, куда с потолка капала вода, и ей чудилось, будто здесь, в комнате, тикают очень медленные часы.

Затем раздался стук в дверь. Женщина вздрогнула, прошла в прихожую и спросила, кто там. Когда она услышала знакомый голос, на ее лице появилась радостная улыбка, но тут же исчезла: вошел муж, он был сильно пьян. Женщина помогла ему снять насквозь промокшее пальто и повесила его возле печки сушиться. После чего принялась хлопотать у плиты.

Когда она позвала мужа есть, тот сказал, что не хочет. Он лежал на спине на кровати и широко открытыми глазами смотрел в потолок. Женщина убрала со стола еду и снова села у окна, посидела несколько минут, встала, отдернула штору и выглянула на улицу. Улица была пустынна. Раскачивающийся фонарь освещал мокрую от дождя дорогу. Шел сильный крупный дождь, ветер швырял капли о стекло, на миг они замирали, чтобы тут же ручьями устремиться вниз.

— Таммик купил мотоцикл, — сказал муж.

Женщина отошла от окна и пересела на другой стул. Посмотрела в сторону кровати, однако ничего не сказала. Увидела, правда, что муж улегся на чистое покрывало в мокрой и грязной одежде, но все равно ничего не сказала.

Мужчина лежал, уставившись в потолок. Женщина сидела на стуле, она снова взяла в руку напильник. Наконец муж спросил, какого черта она вытаращилась на этот напильник.

— Кто-то закинул его в форточку, — ответила женщина, а потом тихонько запела, она знала лишь первый куплет песни и протяжно тянула его — песня была грустной, и женщина знала лишь первый куплет.

— Если ты сейчас же не прекратишь, я уйду, — пригрозил муж.

Женщина не хотела, чтобы муж уходил, и замолчала; прислушалась, как капает вода в алюминиевый таз, а затем спросила мужа, куда бы он пошел.

Муж ответил, что у него-то уж найдется куда пойти, и повернулся лицом к стене. На глаза у женщины навернулись слезы, ей вдруг вспомнился тот славный день, когда они поженились, и она подумала, что с тех пор прошло очень много времени.

— Послушай, ты сказала, что кто-то бросил в окно напильник! — начал муж. — Но кому и для чего понадобилось бросать в наше окно напильник?