Остановка в Венеции

И все-таки что-то такое во мне вчера вечером шевельнулось. Вчера вечером? Так давно? Время здесь как-то странно течет. Что-то шевельнулось к человеку, о котором я в этом смысле вообще не думала. И ни при чем тут его привлекательность, это для Пиа он явно красавчик, а для меня так довольно заурядный. Или дело как раз в этом? Я привыкла к узнаваемым? К обладающим властью? И меня тянет именно к власти? Сколько лет я боролась с мужским всевластием? А выходит, на самом деле оно мне нравится. Жить как за каменной стеной и иметь право на собственное мнение? Да, урок я усвоила.

И какой же урок? Что я больше не принадлежу миру живых? Но я еще молода, достаточно молода, по крайней мере. «Уж не так стара, чтоб не учиться»[25]. Обжегшись на молоке, дуем на воду. И так далее. Но почему вдруг безразличие Энтони должно означать смертный приговор, если я прекрасно знаю, что моего мужа никто и ничто не трогает? Чем бы я хотела заняться? Ни малейшего представления.

Я куда-то дошла, путь мне преградили высоченные башни и массивные ворота. Что это? Где-то в сумке болтался путеводитель. Я принялась листать иллюстрации, но им не было конца и края. Стоп-стоп, теперь понятно — я на Кампо-Арсенале. Аэто Арсенал, оплот венецианского кораблестроения. Венеция — королева морей. Как поведал путеводитель, дела у судоверфи спорились: в 1574 году корабль для французского короля Генриха III был построен за то время, что «король пировал на устроенных в честь него празднествах». Вход охраняли три замечательных льва. Венеция — львиный город, здесь повсюду львы, не только на Сан-Марко. А ведь Маттео вроде говорил, что из Ле-Вирджини что-то хранится в Арсенале? Я бы его никогда не нашла, но на сердце теплело при мысли, что он рядом и как-то связан с событиями последних дней. Внутрь я идти не собиралась, да и как-то там было пустовато. А мне хотелось погулять.

Я вышла к Гранд-каналу. Как приятно двигаться! Передо мной вдруг возник зеленый оазис — городской парк, тенистые дорожки, трава, птицы. Обрадовавшись при виде больших деревьев, я повернула ко входу и тут заметила массивную бронзовую фигуру, простертую на ступенях набережной, — непривычное зрелище для города триумфально высящихся статуй. Женская фигура, бессильно скорчившаяся у причальных тумб.

Я начала листать путеводитель в поисках этого парка — вот он, крошечный пятачок на карте. Значит, это «Ла Донна Партиджана», памятник участницам Сопротивления, погибшим во Второй мировой. Впечатляющий символ, ничего не скажу, но какой же ужас накатывает при виде этого бессильного, сломленного, выброшенного на берег тела. В путеводителе говорилось, что обычно она покрыта водой и видна только во время отлива. Так странно, ни намека на героизм, она всего лишь жертва, распластанная на камнях. Утопленница. Наверное, тут кроется какая-то идея, путеводитель на этот счет молчал, но мне не понравилось, что именно таким памятником решили увековечить мужество партизанок. Больше похоже на капитуляцию.

Послав ей мысленное благословение, я пошла и парк. Покой, безлюдье, запахи земли и растений, красные скамейки, «в зеленой свежести садов». Мне бы не хватало зелени, живи я постоянно на этом острове. Неудивительно, что синьора предпочитает Верону. Вдруг чуть поодаль от дорожки показался еще один величественно ступающий скульптурный лев, несущий на спине женщину-богиню. Руки ее были ликующе воздеты перед толпой, которая давно растворилась во времени. Кто она? Путеводитель молчал. Она смотрелась полной противоположностью, противовесом к той скорбной фигуре на берегу, воплощением триумфа женщины или богини, пусть даже безымянной. А ведь безымянны и та и другая.

Как ни приятно было гулять по парку, становилось ясно, что пора бы двигаться к дому. Украдкой, хотя меня все равно никто не видел, я отщипнула несколько побегов с желтыми бутонами от осеннего куста. Принесу их Анджелике, еще одной безымянной. Передам привет от ликующей богини и цветущей земли.

— Где синьора? — спросила я Аннунциату.

Та, просияв, взяла меня за руку и повела вверх по лестнице на второй этаж. В комнате с фреской переговаривались Фабио и Альберто, но мы прошли дальше но коридору. Аннунциата постучала в закрытую дверь, и оттуда донесся голос синьоры: «Entra!»

Она сидела за столом в центре комнаты меньших размеров, чем гостиная по соседству, но с двумя такими же большими окнами, наполнявшими помещение золотистым предвечерним светом. На столе перед синьорой разбежались крохотные ванночки акварели, кисти, большие листы бумаги и стеклянная ваза с экзотическим цветком, который я видела в саду.

— Non e sparita! Е tornata![26] — торжествующе возвестила Аннунциата.

— Замечательно, это замечательно, — ответила синьора. — Мы опасались, что ты заблудишься в нашем лабиринте.

— Какая чудесная комната! — восхитилась я. — Отличное место для работы. — Покопавшись в сумке, я протянула синьоре немного помявшуюся цветущую истку. — Догуляла до городского парка.

— Буддлея, — определила она. — Прелесть. Я в парке не бываю, а надо бы. Мне не хватает простора. Будешь чай, милая?