Остановки в пути. Вокруг света с Николаем Непомнящим. Книга первая

В то время, как специальные воинские части сравнивали с землей селения гереро, расстреливая всех, кто там оставался, основная масса народа укрывалась в пустыне. С несколькими спутниками Махареро достиг границ британских владений, где и скрылся. Из 80 тысяч гереро, живших до восстания в Юго-Западной Африке, уцелело 15 тысяч. Сообщение в немецкий генштаб о боевых операциях заканчивается так: «Возмездие наконец свершилось. Гереро перестали существовать как самостоятельное племя».

Но Трота поспешил с выводами.

На юге страны поднялись готтентоты нама. Снова возникла на арене событий могучая фигура Генрика Витбоя, избежавшего смерти еще в 1893 году. Готтентоты не пошли, как гереро, на бой в открытом поле, а стали активными партизанами. Трота затребовал новое подкрепление. Число военных втрое превысило количество штатских. Генерал использовал старый метод – пытался загнать народ в пустыню. Он приказал блокировать все источники воды в районе и стрелять в каждого, кто к ним приблизится. Несмотря на обещанную премию в 5 тысяч марок за голову вождя, Витбоя никто не выдал. Он погиб в бою 29 октября 1905 года в возрасте 80 лет. Вскоре Троту отозвали.

Рейхсканцлер Бюлов не захотел продолжать истребительные акции. Причины решения он сформулировал так. «Полное уничтожение восставшего коренного населения создаст трудности для дальнейшего развития колонии, – писал он кайзеру, – ибо в земледелии и скотоводстве аборигены незаменимы…»

Вот что колонизаторы сделали с местными жителями

Новый губернатор Фридрих фон Линдеквист издал для выживших гереро листовку, где им даровалась жизнь при добровольной сдаче в плен. «Вам также выдадут мелкий скот для содержания ваших семей, – говорилось в послании, – если таковые еще имеются».

Из буша возвратилось 15 тысяч гереро, две трети – женщины и дети. Все живые скелеты. Их заперли в лагерях и использовали на строительстве железной дороги. А готтентотам нама все же полагалось наказание: их свозили на известный дурной славой Акулий остров в бухте Людерица, где они умирали от холода, голода и сырости. В апреле 1907 года полковник Эшторф, военный распорядитель, направил в Берлин письменный протест. «С сентября 1906 года по сегодняшний день, – говорилось там, – из 1795 аборигенов умерло 1032. За такие злодеяния я не хочу нести ответственности».

Выживших переправили на материк. Из 17 тысяч пленных гереро и готтентотов, по данным охранной службы, умерло 7682, то есть ровно 45 процентов. Германские потери в боях 1904–1907 годов составили 1447 человек, включая умерших от болезней. Расходы на войну равнялись 400 миллионам золотых марок…

В Юго-Западной Африке установился наконец «покой». Гереро и нама, еще двадцать лет назад бывшие хозяевами своей страны, опустились до статуса рабов. Теперь они имели право работать только на белых. Возмущенно писал в берлинской «Таг» депутат рейхстага Маттиас Эрцбергер: «После введения этого распоряжения в Юго-Западной Африке жители ее превратились в рабов. Идеал хозяйственных колониальных политиков сбылся – черный стал рабочим животным у белого».

– А что ты думаешь делать потом, Матломбе?

– Хочу учить детей истории… Колонизаторы не только порабощали и убивали людей, они практически стерли с исторической карты континента удивительные культуры пастухов-скотоводов и охотников-собирателей, великолепных художников на скалах. Они «цивилизовали» южных готтентотов, да так, что те забыли, откуда происходит их собственное название. Отняли скот у моих предков гереро и овамбо, разрушив тем самым основу их хозяйства, а за этим и племенные институты. Тогда, в начале века, они били наши скульптуры, совсем как конкистадоры Писарро в инкских селениях Перу. Сейчас за эти же маски, скульптуры крупнейшие музеи мира предлагают золото, но не получают искомого – это пропало навсегда…

Теперь я кое-что начинаю понимать, ибо историю украсть, уничтожить, поработить нельзя. Я был недавно в Виндхуке, и мне показалось, что на Кайзерштрассе уже нет того блеска, что был несколько лет назад. А на север они вообще боятся соваться…

Прощаясь, как пароль, я сказал:

– Кому принадлежит земля гереро?

– Нам принадлежит земля гереро! – по-русски последовал ответ.

Мой африканский Рикки-Тикки

Каждое утро, когда солнце только-только поднимается из-за горы Муйяне и просачивается сквозь зеленую стену папайевых и тутовых ветвей ограды, я иду к мангустам. Для этого надо преодолеть целый ряд препятствий: выйдя во двор, обогнуть дерево с макакой Читой, которая только и ждет, чтобы схватить тебя за волосы или запустить перезрелой папайей, потом прорваться через заслон из трех кабанов, прирученных хозяином, которые подбегают ко мне и опускаются на колени – просят мандаринов. Наконец, наступает последний этап. Около угла, где живут мангусты, похаживает видавший виды гриф Пру, старожил двора, потерявший в драках почти все перья. Он подозрительно косит на меня круглым агатовым глазом и, наклонив голову набок, что-то тихо и угрожающе бормочет.