Останься со мной

— Плохо, — выдаю откровенно, а потом начинаю рассказывать.

Обо всем. Душу изливаю больше, чем на приеме у психолога. Там я не сразу открылась. Боялась, что специалист, найденный отцом, несмотря на врачебную тайну, все ему расскажет. Все мои откровения выложит по памяти или выдаст в записи, но нет. Доктор оказалась на удивление профессиональной и неподкупной. Если бы не наши регулярные встречи, я не уверена, что вынесла бы все, что на меня свалилось. Она меня вытаскивала. Присматривала за мной до самих родов, отвечала в любое время, если я ей звонила. Я понимаю, что за это ей тоже платят. Отец приличную сумму выкладывал психотерапевту, лишь бы я не натворила глупостей, но мне все равно приятна ее забота. Постороннего, по сути, человека.

Тарас слушает молча. Ни о чем не спрашивает и почти никак не реагирует. Лишь по плотно сжатым губам и изредка сжимающейся руке в кулак сужу о его реакции. Она откровенно мне непонятна. Он злится? Да, наверное, именно злится.

Отсутствие живых, настоящих эмоций сбивает меня с толку. Я не понимаю, когда нужно остановиться, пока Тарас сам не говорит:

— Хватит!

Резко и зло выдыхает это слово. Отворачивается, а затем выдает сухо и почти безэмоционально:

— Твой отец заслуживает срок за жестокое обращение, ты знаешь.

У меня в груди сдавливает от его слов и тона, которым он их произносит. Ни капли сожаления, ни грамма сострадания. Он, несомненно, ненавидит моего отца, хотя во мне этого чувства нет. Я пыталась разобраться, что чувствую к отцу, но у меня так и не получилось. Определенно, я не чувствую к нему той любви и немого обожания, которое должна ощущать дочь к отцу, но… ненависти тоже нет. Больше сожаление об утраченном времени, замешательство и растерянность. Поведение отца для меня — загадка, но я больше не хочу ее разгадывать. Я хочу уйти. К отцу своего ребенка.

— Ты сможешь меня забрать? — спрашиваю в лоб.

Не уверена, что он согласится. Господи, я даже не знаю, есть ли у него кто-то. Больше полугода прошло. Это достаточно большой срок для мужчины. Что, если он нашел себе женщину? Нашел ту, которая идеально ему подходит? Определенно лучше, чем подхожу я со своими проблемами и отцом.

— А ты хочешь со мной уйти?

— Хочу.

— Не тот вопрос задаю, — хмурится. — Ты захочешь остаться? По-настоящему, Лиза. Не как в прошлый раз.

Я понимаю, о чем он, и испытываю вину за то, как тогда поступила. Я не должна была уходить, я обязана была позволить ему поговорить со мной, уговорить, дать нам шанс, но я сбежала из-за страха, а теперь не знаю, как убедить его в том, что хочу.

— Я не знаю, какие обещания дать.

— Никаких. Достаточно твоего согласия. Я заберу вас отсюда, как только Матвея можно будет перевозить.

Я киваю. Заберет. Нас с сыном заберет. Я не спрашиваю, как он решит проблему с отцом. Наверное, мне лучше не знать.

— Подождешь меня, пока я поговорю с врачом? Хочу расспросить его о состоянии Матвея.

Тарас уходит, оставляя меня одну. Я же… я такой прилив нежности испытываю — не передать словами. Впервые за долгое время с того момента, как уехала от Тараса. Оказывается, я успела забыть, каково это, когда мужчина все решает за тебя, заботясь и соблюдая твои, а не свои интересы.

Глава 43

Тар

С врачами говорим долго. В медицинской терминологии я практически не разбираюсь, поэтому многое прошу объяснить простым человеческим языком. Хорошо, меня слушают и поясняют. Оказывается, роды прошли сложно. Остается только представлять, через что прошла Лиза, чтобы родить мне сына.

— Сейчас повода для беспокойства нет. Через несколько дней ребенка можно будет забрать из кувеза и дальше следовать моим рекомендациям, — говорит врач-педиатр, наблюдающий Матвея.

Мы долго говорим о состоянии ребенка. У меня нет никакого опыта. Новорожденных я никогда не видел. У моих знакомых дети давно самостоятельно бегают и пытаются разговаривать, а мой сын лежит в кувезе весь в трубках. Меня, конечно, пытаются убедить, что все в порядке и причин для беспокойства нет, но липкий холод расползается по телу. Недоношенный ребенок для меня звучит, как приговор. Разве они не отстают в развитии?

Сам не замечаю, как спрашиваю об этом.

— Отстают, но не всегда. Все зависит от того, как происходило развитие в утробе. Пока что, к сожалению, ничего не могу сказать.

Я понимаю. Точнее, пытаюсь. Представляю и период адаптации в детском саду, и в школе, хотя до этого, конечно, еще очень далеко.

— Обычно дети догоняют сверстником годам к двум. У кого-то этот процесс затягивается, у кого-то и вовсе нет никаких проблем. Вы не переживайте, мы будем вас наблюдать, поставим на учет и поможем с корректировкой развития, если будет необходимость. Знаете, детки в семьях со сложным материальным положением неплохо развиваются, а у вас нет проблем с финансированием. Когда ребенок подрастет сможете посещать кружки по развитию.

— Что с состоянием Лизы? — спрашиваю, когда с педиатром разговор заканчивается.

Ее вызывают, да и задавать дальнейшие вопросы не имеет никакого смысла.

— Лизы?

— Изабеллы.

Доктор смотрит на меня странно, но лишних вопросов не задает.