Останься со мной

– Это секрет, – отвечает он. – Меня мама научила. Но тебе, медвежонок, я расскажу, раз уж тебе так нравится.

Мама научила? Наталья? Эта милая, невинная женщина, которая любезно со мной разговаривала, когда мы с ней познакомились? Здесь жарко? Почему я потею?

– От большого количества огурцов у меня болит живот. Так что, наверное, лучше мне не знать ваш рецепт. Эй, это кролик на улице? Клянусь, я только что видела, как он проскакал по заднему крыльцу!

Как только все повернулись в поисках вымышленного кролика, я несколько раз дернула себя за воротник, опустила руку и непринужденно улыбнулась ребятам, которые вновь обратили на меня свои взгляды.

– Кролик, похоже, убежал. Ты уверена, что тебе не нужен рецепт? – протягивает Мэйсон.

– Да. Эй, Джейсон и Джексон, как там ваши инопланетные вампиры?

Близнецы сразу же съедают наживку и переводят всеобщее внимание на себя.

– Да не вампиры, а зомби! – Джейсон разочарованно вздыхает. Мы никогда не запомним это страшное название. – Но было круто! Мы использовали фишку, о которой ты нам рассказывал, Ноа, и…

На этом я замолкаю. Эйден подталкивает меня, склоняет голову в немом вопросе. Я знаю, Эйден, знаю.

Одарив его натянутой улыбкой, я до конца ужина смотрю в свою тарелку, уже совсем не желая есть вторую порцию салата.

* * *

После ужина ребята помогают убирать со стола. Эйден достает рождественские чулки, которые привез с собой, – всего их десять, по одному на каждого из нас, – и разрешает близнецам повесить их над электрическим камином. Затем они достают печенье и обещают перед сном поставить молоко для Санты. После этого нам с Эйденом каким-то образом удается остаться наедине.

Мы сидим на его кровати, скрестив ноги, едим бутерброды с нутеллой в качестве позднего перекуса и играем в очень напряженную игру под названием «Что бы ты выбрал».

– Ладно, что бы ты выбрал: слизать нутеллу с пальцев ног Ноа или пробежать голышом по стадиону во время школьного футбольного матча?

– Это просто, – отвечает он. – Я бы пробежал голышом.

Я откусываю от своего бутерброда и тут же не соглашаюсь с его выбором.

– Серьезно? Ты бы предпочел позор нутелле?

Эйден одаривает меня сексуальной улыбкой, от которой к моему лицу приливает жар.

– Почему позор? Мне нечего стыдиться.

Я не знаю, но когда он так смотрит на меня… Я прочищаю горло.

– Я бы все равно выбрала нутеллу. Это самое рациональное решение.

– Так почему бы нам не позвать Ноа и не намазать нутеллу на его ноги? Если ты слижешь, тогда я пробегу голым во время следующего матча.

– Ты никогда не сделаешь этого.

– Я всегда выполняю обещания. Если ты выполнишь свое, то и я выполню свое.

Я смотрю на бутерброд, потом думаю о пальцах Ноа.

– Отлично. Ты прав. Я бы тоже предпочла раздеться.

– Значит, мы оба выбираем быть голыми? Очевидно, что это лучший выбор.

Эйден. Голый. Похоже, мои чувства закипают.

– Мы говорим гипотетически.

Эйден точно знает, где витают мои мысли, и, естественно, вынужден дразнить меня по этому поводу.

– Мысли о моей наготе заставляют тебя нервничать, Тея?

Черт, еще как!

– Конечно, нет.

Он смотрит на меня скептически, и я не виню его; я сама себе не верю.

– А мне кажется, что ты лжешь.

Очевидно.

– Я не лгу!

С тех пор, как мы приехали в дом на пляже, всем стало очевидно, что Эйден не так озабочен, как раньше. Его настроение улучшилось, и он чаще всего пребывает в игривом расположении духа. Осознание того, что он теряет бдительность, – одна из самых приятных вещей. Каждый раз, когда я смотрю на то, как он дурачится, как он ведет себя как подросток, как он раскрепощается, у меня мурашки по коже бегут. Он все тот же серьезный Эйден, но есть заметная разница: здесь он улыбается чаще, смеется свободнее.

Вдруг он говорит:

– Значит, ты блефуешь.

– А вот и не…

Господи Иисусе.

Эйден непринужденно стягивает футболку и теперь сидит во всей своей мускулистой, богоподобной красе, теша свое эго моей реакцией.

– Ты уверена? Разве тебе не приятно, что я сижу без футболки?

Заставив себя оторвать взгляд от его пресса, я издаю какой-то звук в знак согласия. Он улыбается. В его грозовых глазах появляется озорной блеск.

– Значит, ты не будешь возражать, если я…

Не закончив фразу, он встает, медленно расстегивает верхнюю пуговицу джинсов. Мои глаза вылезают из орбит. Боже мой, неужели он действительно собирается раздеться?!

Он отвечает на мой немой вопрос, медленно опуская молнию и не сводя с меня глаз. Я сижу молча. Я замерла.

Что происходит?!

Он медленно спускает джинсы и черные боксеры, поднимая на меня бровь. Нет, он не станет этого делать. Как раз в тот момент, когда он собирается одним плавным движением сбросить всю оставшуюся одежду, я закрываю лицо руками.

– Ладно! Ты выиграл! Хватит раздеваться!

Эйден смеется, садится на кровать, не потрудившись застегнуть джинсы или надеть рубашку. Не то чтобы я жаловалась, но мне трудно думать, когда он так великолепен.

– Если тебе было неудобно, ты могла просто сказать, – подтрунивает он, садясь ближе, чем изначально.

Я доедаю бутерброд.