Останься со мной навсегда

Утром Урмат, проснувшись, вышел во двор покурить. Снова зайдя домой, поставил не спеша чайник, пошел будить детей. Бакыта нигде не было. Урмат потрогал постель мальчика, она была холодная. Значит, его давно нет. У Урмата бешено заколотило в висках. Куда мальчик мог пойти? Ночью? Бермет сладко посапывала. Урмат выбежал на улицу и, попросив соседку присмотреть за девочкой, помчался что есть духу в сторону кладбища. Он интуитивно понимал, что только туда мог пойти мальчик.

Бакыт, свернувшись калачиком, лежал на траве, он спал. Кожа его покрылась мелкими мурашками, он озяб, ночи на южном берегу Иссык-Куля холодные. Урмат бережно поднял ребенка на руки и понес его обратно. Бакыт даже не проснулся, он лишь крепче прижался к теплой груди Урмата. У Урмата чуть не разорвалось сердце от нахлынувшего чувства проснувшегося в нем отца. Он никогда не задумывался, какое оно — это чувство: быть отцом! Когда твое сердце готово растаять от любви к своему ребенку, когда ты весь хочешь раствориться в его мире, когда в нем ты видишь себя. Он шел и с огромной любовью и бережностью нес ребенка, готовый защитить его от любой опасности.

Придя домой, Урмат уложил мальчика на кровать и стал готовить незамысловатый завтрак. Часа через полтора дети проснулись. Бакыт удивленно оглядывался по сторонам, он не мог понять, как он здесь очутился, смутно вспоминая ночное путешествие. Может, это был сон?

Он вышел на крыльцо и увидел Урмата, раздувавшего самовар.

— А, ты проснулся? Как спалось? — спросил Урмат как ни в чем не бывало.

— Нормально, только холодно было… Я замерз немного, — Бакыт ничего не понимал.

— Ну, ты ночью открылся, вот я и укрыл тебя утром, — улыбнулся Урмат, — иди-ка сюда! На вот, подкладывай дрова в самовар, я пойду умою Бемку. — Урмат дал мальчику щипцы для дров и зашел в дом.

Втроем они позавтракали на тахте, стоявшей во дворе, под старым абрикосом. Утро выдалось солнечное. Прохлада уходила, сменяя колкий воздух на обволакивающую теплым бризом со стороны озера негу. Бакыт завтракал молча. Урмат заметил в нём перемену, словно перед ним сидел не десятилетний мальчик, а взрослый человек. Во взгляде мальчика появилось что то новое. Знание того, что недоступно некоторым не то, что в зрелые, но и в старческие годы.

Позавтракав, они собрались, закрыли дом на ключ и, отдав его соседке, отправились в Бишкек на попутном такси. Всю дорогу ехали, слушая музыку, которую поставил водитель, каждый думал о своем.

* * *

Нургуль с утра только прикоснулась к завтраку. Она словно чувствовала, не могла спокойно лежать, то беря книжку, то хватаясь за зеркальце. Женщина то и дело смотрела в окно, ожидая кого-то. Десять дней мучительных ожиданий, десять дней наедине с собой и своими мыслями. За это время ей была сделана операция, она все еще не вставала.

Ужасно немело тело без движения, спина становилась деревянной от постоянного лежания. Сестренка Урмата, приходя к ней, обязательно протирала её спину, чтобы не было пролежней. Отек с лица уходил, и перед обитательницами палаты представала довольно симпатичная женщина. Гульмира Джакыповна каждый день созванивалась со своими знакомыми, узнать, как продвигаются дела дома у Нургуль. Она ничего не рассказывала ей, лишь однажды, сбежав во время тихого часа, появилась с загадочным выражением лица ближе к ужину. Она заговорщически подмигнула Салкын и с шумом улеглась на свою кровать. Нургуль ничего этого не видела, она спала.

Часов в одиннадцать Нургуль стала нервно теребить намотанный на палец бинт, который она вчера попросила у Салкын. В коридоре послышались шаги, дверь открылась — это Салкын. Она, улыбаясь, сразу же с порога начала тараторить:

— Ой, Нургуль эже, вы знаете, звонил Урмат байке, он нашел детей! И они едут сюда, с ними всё в порядке!

— Слава Богу! Слава Богу! — поспешила сесть на кровать Гульмира Джакыповна. — Ну, вот, Нургуль, а ты переживала.

— Ох… — только и смогла выдохнуть Нургуль. У неё словно груз с плеч свалился, так долго лежавший тяжелой ношей.

Салкын, напевая песенку, стала наливать принесенный компот и вопросительно посмотрела на женщину: «Вы кушать будете?»

— Да что ты спрашиваешь! Наливай! Она вон с утра даже не притронулась к еде, — скомандовала Гульмира Джакыповна. — Да, и еще, Нура, надо привести себя в порядок, а то что твои дети подумают?

Нургуль с аппетитом поела, и Салкын, убрав посуду, стала её причесывать. Удовлетворенно посмотрев на причесанную Нургуль, девушка прищелкнула языком: «А вы у нас красавица, Нургуль эже!»

— Ага, беззубая… — саркастично улыбнулась Нургуль.

— Ну, это дело поправимое, вот встанешь на ноги, и пойдем мы с тобой к стоматологу делать голливудскую улыбку! — заулыбалась Гульмира Джакыповна.