Останься в Вейзене

— Да, — Гетбер кивнул. — Пишешь ты тоже на нашем языке, но воспринимаешь его так, будто это твой собственный.

— Вам, выходит, и чужие языки не надо изучать? — хмыкнула я. Только и остается, что цепляться за глупости, когда говоришь о таких серьезных вещах. Иначе можно сойти с ума, без шуток.

— К сожалению, надо. Ты и сама не поймешь речь жителей соседних государств. У этого преимущества, скажем так, одноразовое действие.

— И вашу истинную речь мне никогда не услышать?

— Твоя магия не спит. Медленно и неохотно, но все-таки она работает. Постепенно наш язык сменит твой собственный. Сама начнешь говорить на нём и продолжишь понимать наш. Это сложно объяснить. Ты сама к этому придёшь, когда испытаешь.

Мы остановились в самом центре сквера.

Я ведь в старших классах и на гитаре играла. Недолго, пару лет, потом стало не до того. Так бы устроила им тут концерт… Всей академией собрались бы, чтобы послушать мои возмущения и крики.

— У тебя есть ещё вопросы? — невинно поинтересовался Гетбер.

— Больше нет. Спасибо. Красивая сказка, — заметила я. — Надеюсь, я не забуду её, когда проснусь. Такой изощренной фантазии я прежде нигде не встречала.

Гетбер вдруг оказался прямо напротив меня. Мне приходилось держать голову слегка приподнятой, чтобы смотреть ему в глаза. Я хмурилась — он улыбался. Наверное, вдвоем мы создавали нечто вроде баланса — наложи друг на друга наши лица, получишь идеальное равнодушие, гладкое, как металлическое лезвие.

Он не стал меня переубеждать. Вместо этого сказал:

— Я сейчас отправлюсь в непосредственно Вейзен, работа… Увы, одним преподаванием не наешься. Не желаешь составить мне компанию? Покажу парочку интересных мест. Пора тебе взяться за изучение этого мира, раз уж ты оказались его невольницей, — Гетбер усмехнулся.

Я произнесла ему в укор:

— Вот вы смеётесь… Но ведь, если вы в самом деле сказали правду, то поводом для ваших шуток служит моя смерть. Не думаю, что это красиво.

Его улыбка сменила тон. Появилась в ней некая горечь — горечь вкупе с насмешливостью.

— Как пожелаешь. Ну, я пошёл.

Он резко развернулся и сделал несколько шагов в направлении той дорожки, по которой мы шли только что. Я окликнула его вопросом — ещё одним, который возник в голове несмотря на мою собственную уверенность в том, что я больше ничего не стану у него спрашивать:

— Кто вы?

Гетбер посмотрел на меня через левое плечо:

— Тот, о ком не будет написано легенд и исполнено песен. До встречи, Варя.

Я осталась стоять. Когда за Гетбером захлопнулась дверь, я поняла, что он забыл забрать у меня плащ. Но не стала догонять. Оставила несчастный лежать на лавке, ставшей свидетельницей наших откровенных бесед.

Чужого мне не нужно.

Ни плаща, ни мира.

Глава 3 О масках и талантах

Лаборатория все-таки обнаружилась. Она чем-то неуловимым напомнила лаборатории, в которых мне самой удалось поработать (а было таковых аж трое). Те же широкие столешницы, ящики под ними и полки — над. Множество реагентов с пожелтевшими от времени этикетками. Есть даже что-то вроде приборов, правда, прежде чем ими пользоваться, надо сначала понять их функции. На отдельном столике, возле крохотного оконца, световой микроскоп старинной модели. Я немного покрутила винтики, но так и не смогла его настроить. Нужно будет заняться этим позднее, в солнечный день.

Размах, само собой, куда скромнее, чем в современных научно-исследовательских институтах. По сути, это лаборатория — каморка, нечто вроде подсобного помещения в самом конце коридора, которое расчистили от одного хлама и завалили другим. Принесли всё более-менее интересное и по теме из того, что удалось найти, как шепнула по секрету Ирмалинда. Правда, произошло это ещё в прошлом году, так что и более-менее приличное уже успело запылиться.

И все-таки эту лабораторию Феранта мне показывала с гордостью — гляди, мол, целый исследовательский центр в твоём распоряжении! Встретила меня во время обеда, вскоре после того, как Гербер поделился со мной своими соображениями. И повела смотреть.

Я отчего-то ничего у неё не спросила. Но боялась не того, что Герберу выпишут выговор за излишнюю болтливость. А того, что она сначала зависнет на несколько секунд, а затем покивает головой и выдаст, что Гербер сказал чистую правду.

И ещё мне наконец сообщили расписание. Четыре пары, по одной в день. Две пары за понедельник и вторник, две — за четверг и пятницу. В среду я официально работаю в лаборатории. Во все остальные дни — как повезёт.

И даже объяснили, сколько я буду получать. Не так уж и мало, зря Гербер прибеднялся. На месячную зарплату можно купить штук семь неплохих платьев, и при всём этом тебя обеспечивают жильём и питанием.