Останься в Вейзене

— Я понял вас, — Вилсон серьёзно кивнул. — Да, есть у этого местечка такие слегка мрачноватые мотивы… — Он взглянул в сторону кухни, куда минуту назад унесли наших пронзенных рыб. — Но я знаю ещё одно хорошее местечко. Там куда веселее, и вам точно понравится. Думаю, мы можем сходить туда. В следующий раз.

Зря я вообще про этот следующий раз ляпнула. Загнала в ловушку саму себя. И зачем-то Вилсона в неё впутываю. Как в сегодняшнем спектакле, только наоборот.

— Сосредоточьте своё внимание на учёбе, Вилсон, — заметила я. — Постарайтесь не отвлекаться на всякое лишнее, и в том числе — на меня. Впрочем, зачем я вас учу? — добавила сердито. — Вы ведь и без этих советов прекрасно все понимаете.

Карамель хрустит точь-в-точь, как лед. И ещё, может, как разбиваемое сердце. Я знаю, о чём говорю — моё сердце приходилось дважды собирать из осколков. Швы уплотняла, чем приходилось — так что на месте стыков не золото, а разведенный с водой пепел.

Время расправилось с кораблями — вскоре место их крушения опустело. Только когда это произошло, Вилсон заметил:

— И всё-таки, Варвара, я посмею впервые за всё наше знакомство с вами не согласиться. Вы не правы.

— Нет, я права. Просто вам пока слегка не хватает опыта, чтобы это понять.

Я только теперь заметила часы: они пристроились в центре одного из штурвалов и практически полностью с ним слились.

Двадцать семь минут восьмого. А Гетбер обещал быть у двери в аудиторию ровно в восемь. За оставшиеся полчаса мне нужно вернуться на остановку и дождаться омнибуса, и всё это — под проливным весенним дождём.

— Мне пора, — заметила я, силой удержав себя на месте, чтобы не подскочить. — Сколько я должна за ужин?

— Нисколько, — ответил Вилсон, — ведь я целых два раза за сегодняшний день пригласил вас в это место, значит, и мне платить по счетам…

Я не имела ни малейшего представления о том, сколько на самом деле должна — спасибо Вилсону, который разбирается в меню лучше местных официантов. Денег у меня осталось не так много, и, предусмотрительно оставив сотню на мелкие расходы, я выложила на стол оставшиеся две.

— До встречи!

Жизнь научила меня быстрым сборам. Подхватив сумку с покупками, я уже через мгновение быстрым шагом преодолевала пролёт между столиками. Вилсон даже сказать ничего не успел. Он, может, и догнал бы меня, когда опомнился; но дождь, чрезвычайно обрадовавшийся новой жертве, мгновенно накинул мне на плечи плащ-невидимку.

Догнал бы, если бы я не перепутала направления и не побежала в противоположную от цели сторону.

Мне нужно было найти театр и уже через него подойти к площади. А я зачем-то ринулась к периферии города и поняла это не сразу, лишь когда уменьшилось количество различимых через пелену дождя огней. Пришлось возвращаться. Так и вышло, что я уже промокла насквозь, ещё даже не достигнув остановки.

С одной стороны, хорошо, что у меня нет часов — это был бы их первый и последний вечер.

С другой, сколько мне теперь стоять и ждать омнибус, трудно себе даже представить. При такой-то погодке — целую вечность. Может, он вообще появится теперь лишь завтрашним утром. Да и зачем омнибусам ездить, когда желающих прокатиться не так уж много? На остановке — одна-единственная фигура, закутанная в тёмный плащ, и ни единого транспортного средства.

Долго мне так стоять, или можно уже сейчас отправляться в академию пешком?

Видимо, я излучала настолько сильную безнадежность, что её уловила даже фигура по соседству. Фигура эта повернулась в мою сторону и заметила весьма знакомым голосом:

— Тоже задерживаешься, Варя?

— Гетбер! — не поверила собственным ушам я. — Это вы?

— Думаю, ты хотела бы видеть перед собой кого-то другого. Но да, это я. Не буду говорить, сколько я здесь стою. Так что можете не переживать, что не пришли раньше. Омнибусы академии объявили, по всей видимости, забастовку.

С кожаного плаща капли скатывались, не проникая внутрь и сохраняя хоть какую-нибудь иллюзию тепла.

Зато волосы промокли насквозь, накрыли лоб и брови, не коснувшись лишь глаз. И сейчас эти глаза смотрят на меня и мерцают не хуже драгоценных камней. Серые, как агат.

— Так и шли бы домой, — заметила я.

— Ну как же, — Гетбер поежился, и капли посыпались с волос. — Если я сейчас не приеду, ты это мне будешь всю оставшуюся жизнь припоминать.

— Судя по вашим словам, я уже мертва, — пожала плечами. — Так что об этом можете не волноваться.

— В этом-то мире ты живее всех живых, — вздохнул он. Жалел, наверное, о том, что вообще тогда решил заговорить со мной обо всех этих неприятных вещах. — Но тоже промокшая. Ходила за покупками?

— Да. Слегка расширила гардероб. — А ещё ходила на спектакль и сидела в ресторане за одним столиком с собственным студентов. Но об этом точно не стоит никому говорить. — Вы чем занимались, пока не начался дождь?

— Работал — больше нечем.

Поскольку о времени я могу судить лишь весьма примерно, предположу, что прошло минут пять, прежде чем мы вновь заговорили. Людей на остановке больше не стало, омнибусы так и не появились на горизонты. А дождь усилился — всё ему ни по чем.