Останься в Вейзене

— У вас акцент, — заявил Хопберг. Вот и пришло моё время удивляться. Моя крохотная магия, понимаете ли, изо всех сил старается, и на тебе — акцент. Если бы не она, меня бы вообще никто не понял. Посмотрела бы я, как иномирские студенты тогда сдавали бы экзамен, на русском языке.

Мы остановились возле двери в квартиру. Из кармана простенького пиджака Хопберг вынул ключ и с первой попытки попал в замочную скважину, хотя из света здесь было лишь скромное окошко на пролёт выше.

Дверь скрипнула, поддаваясь, и мы оказались внутри.

Квартира, вообще говоря, мне понравилась. Я уже предвкушала, что мы полностью погрузимся во мрак, но внутри оказалось светло и чистенько, хотя и очень тесто. Мы проскользнули через коридорчик, левую сторону которого почти целиком занимал шкаф-стенка, и оказались на кухоньке. Без уменьшительно-ласкательных не удается говорить — ощущение, будто я и впрямь оказалась в кукольном домике, уменьшенной копии настоящего, а сама осталась полноразмерной.

Матушкой Хопберга оказалась приятная женщина лет пятидесяти с белыми, как мой любимый снег, волосами. Оказалась она под стать собственному дому, миниатюрной и хрупкой.

— Здравствуйте, — я чуть склонила голову. Ведь так и не удосужилась в этой суете узнать даже основные правила этикета: кто первый здоровается и представляется, кто кому должен протягивать руку и когда положено кланяться. Только и остается, что оправдываться дикарскими северными обычаями. — Меня зовут Варварой, я пришла сюда по поручению Феранты Клиншток, заведующей Вейзенской академией.

— Здравствуйте, — она поднялась со стула, разгладила невидимые складки на простом сером платье. И протянула мне руку, первой: — Лисбет. У меня есть сведения, которые заинтересуют вашу Феранту. Но я бы хотела, чтобы у нас состоялась беседа только на двоих, — Лисбет взглянула на сына.

— Понял, — отозвался Хопберг. — Буду в комнате. Позовёте, когда всё закончится.

Дверца за ним захлопнулась, в стеклянных вставках дверного полотна радужным сиянием заиграл свет.

Лисбет обессиленно упала на стул, с её лица исчезла строгость, оставив место бесконечной усталости.

— У вас всё хорошо? — забеспокоилась я.

— Да, все в порядке, — ответила Лисбет тихо, — хотя, если не сложно, налейте мне, пожалуйста, воды.

На кухонном гарнитуре, вмещающем в себя лишь одну тумбу и навесной шкаф, обнаружился графин из зеленого стекла с прозрачным стаканом подле него. Я заполнила стакан наполовину и протянула Лисбет.

Она сделала несколько глотков и заметила:

— Простите. Нервы меня подводят. Ничего уже к этим годам не осталось. Постоянная жизнь в беспокойстве и страхе — и спустя полвека превращаешься в тряпье без единой опорной кости. Присаживайтесь, — она кивнула на свободный стул, — не будем тянуть.

Я послушно заняла стул и предложила:

— Хорошо. В таком случае, не могли бы вы рассказать подробнее о вечере, когда произошёл взрыв?

— Ох, мой вечер, — Лисбет улыбнулась уголками губ, — не знаю, зачем вам это знать, но пускай… Ни для кого не тайна, что тогда был маскарад. Я была одной из тех, кто пытался перевести человеческую радость в монеты.

— Что-то продавали?

— Надежду. — Ещё одна улыбка. — Веру в свет, мерцающий впереди. Я предсказывала будущее.

— Интересно, — только и сказала я. А сама вспомнила шатер, в который так и не осмелилась попасть. Уж не Лисбет ли этот шатер принадлежал?

На гадалку она не похожа. Руки лишены колец, волосы собраны в низкий хвост, лишь брови подкрашены светло-коричневым карандашом. Гадалки должны быть яркими и пестрыми, как птицы.

— Вижу, что вы удивлены… Но это не основная моя деятельность. Так, увлечение, оставшееся с молодости. Для кого к сожалению, а для кого к счастью, но время сейчас спокойное… — Она провела рукой по накрывающей стол скатерти, перевела взгляд за мою спину, на прикрытое нежно-голубым тюлем окно. — Вот когда война… Тогда предсказательницы становятся в десять раз востребованнее. Девицы всё загадывают, вернётся ли суженый. Таланта к колдовству во мне нет, сын в своего отца пошёл, но кое-чему я все-таки научилась. Извините меня, Варвара, я отвлекаюсь. Поскольку желающие заглянуть за завесу незримого закончились, я собрала вещи и пошла в сторону дома, да вы и сами должны были идти по этой тропе. Здесь и конец нашей истории. У одного из прилежащих к площади домов, укрытый капюшоном, стоял некто из вашей академии и плёл заклинание. А вскоре произошёл взрыв.

— Из академии? — уточнила я.

— Именно так, — Лисбет кивнула, и из хвоста выскочила тонкая белая прядь, опустилась непокорной метелью на щеку. — Ваша методика.

— Но как вы поняли, что эта методика известна только ученикам академии?

Вспомнились предостерегающие слова Хопберга. Нечто про то несостыковки, которые могут проскальзывать в рассказе Лисбет.

Впрочем, о Хопберге вспомнила не одна я. Лисбет пожала плечами и заметила:

— Может, не только. Но я видела, как сын упражняется. Точь-в-точь те же жесты. А я видела много всякого, и ничего из других методик было не похоже на вашу.