Полковник Блейлок встал и отвесил учтивый поклон. Для большего впечатления от поклона не хватало только шелковых облегающих чулок, гофрированных манжеток и бархатного камзола.
— Практические дела, — сказал он, махнув рукой в сторону «промоутера», — это, если мне позволят такое сравнение, садовые дорожки, по которым мы идем на протяжении всей жизни, глядя по сторонам на цветы, оживляющие наше передвижение. И мне доставляет большое удовольствие проложить одну или две такие дорожки. А миссис Блейлок, сэр, одна из тех женщин высочайшего духа, чья миссия — это выращивание благоухающих цветов. Может, мистер Блум, вы слыхали строчки Лореллы, поэтессы Южных штатов. Под таким псевдонимом миссис Блейлок вносила свой вклад в прессу Юга на протяжении многих лет.
— К своему большому несчастью, — сказал мистер Блум с печальным видом понесенной безвозвратной утраты на своем открытом лице, — я, как и полковник, сам состою в этом бизнесе, связанном с садовыми дорожками, и у меня не было времени, чтобы нюхать цветы по их сторонам. Поэзия — это такая область, с которой я никогда не имел дела. Но, должно быть, это тоже приятно, весьма приятно.
— Ах, это такая возвышенная область — улыбнулась миссис Блейлок, — в которой обитает моя душа. Где моя шаль, мистер Пейтон, — с этих зеленых холмов задувает легкий ветерок.
Полковник вытащил из кармана сюртука небольшую накидку из кружевного шелка и заботливо укрыл ею плечи своей дамы. Миссис Блейлок вздохнула, весьма довольная, и направила свои выразительные, все еще такие ясные и по-детски невинные глаза на обрывистые холмы, которые медленно проплывали перед ними. Они были такими красивыми, такими величественными этим ясным утром, напоенным прозрачным воздухом. Казалось, они отвечали в полной мере пытливому духу Лореллы.
— Ах, мои родные горы! — словно во сне, шептала она. — Вы только посмотрите, как «зелень пьет солнечный свет из впадин и долин!».
— Знаете, свои девичьи годы миссис Блейлок провела среди гор Северной Джорджии, — сказал полковник, трактуя ее настроение Д. Пинкни Блуму. — Горный воздух, горные пейзажи уносят ее воспоминаниями к тем далеким дням. Холли-Спрингс, где мы прожили двадцать лет, — это равнина, ровная как стол. Мне кажется, что от долгого проживания там у нее испортилось здоровье, надломился высокий дух. Вот одна из главных причин устроенной нами перемены мест. Дорогая, не могла бы ты вспомнить те строчки, которые ты когда-то написала, стихотворение, кажется, называется «Горы Джорджии». Эта поэма была усердно размножена всей южной прессой и высоко оценена критиками Атланты.
Миссис Блейлок, бросив на полковника взгляд невыразимой нежности, несколько секунд повертела пальчиками серебряный локон, упавший ей на грудь, и вновь устремила свой взор на горы. Без всякого предисловия, подготовки или аффектации она начала читать свои строки восторженным, глубоко прочувствованным тоном:
— Великая поэзия, мэм, — восторженно произнес Д. Пинкни Блум, когда поэтесса закончила чтение своих стихов. Приходится лишь сожалеть, что я не занимался в нужной мере поэзией. Я ведь сам вырос среди гор, в сосновых лесах.
— Горы всегда зовут своих взращенных детей, — прошептала миссис Блейлок. — Я предчувствую, что жизнь вновь обретет свой розоватый оттенок надежды среди этих прекрасных гор. Пейтон, не будете столь любезны, не дадите ли мне глоточек смородинного винца? Путешествие, хотя оно и такое приятное, все же немного меня утомляет.
Полковник Блейлок вновь запустил руку в недра своего обширного сюртука и извлек оттуда черную шершавую бутылку с плотно подогнанной пробкой.
Мистер Блум тут же вскочил на ноги.