– Лутоня-то? Знаком, как же. Его изба стоит сразу за корчмой, ближе к воротам. Только человек он худой и даром даже разговаривать с тобой не захочет. А коли и расскажет что, так непременно соврет.
– Все же навестим его. Может, трав себе присмотрю редких – в моем ремесле товар нужный.
Мы неспешно шли по дороге от храма. Было непривычно тихо и безлюдно – горожане прознали о случившемся и отсиживались по домам.
Идти было легко – дорога казалась широкой, ровной. По одной ее стороне шли дворы за увитыми виноградом заборами, по другую – росли пушистые ели; промеж них изредка встречались кусты орешника или шиповника. У калиток большинства дворов были выставлены на продажу или обмен разнообразные полезные вещи: ткани, выдубленные кожи, деревянные и костяные безделушки, вязанки из овощей, грибов да сушеных рыбин. Было заметно, что елеборцы в большинстве своем народ трудолюбивый и предприимчивый.
– Скажи, ведун, – подал голос Габеш, – правду ли бают, будто пуще чародейства учат вас бою ратному, как простых воев? Мол, сила ведающих в том и состоит, что не полагаются на одну волшбу?
Я не ожидал от простоватого на вид детины такого вопроса, а потому задумался, прежде чем ответить. Поразмыслив, предположил:
– Острая сталь в крепкой руке поможет остановить кого угодно – тебе ли не знать этого. Оттого всех ведающих перво-наперво учат воинским ухваткам: как мечом рубить, как копьем колоть, как палицей бить. И меня уму-разуму учили, с отрочества сам битый ходил и других не раз побивал. Одних только деревянных мечей сточил не счесть.
– А как же чары волшебные? – жадно спросил Габеш.
– Чары? Не каждому они даются, не каждому пользу приносят. Ведающие прибегают к ним лишь в крайней нужде.
Дружинник подождал от меня более развернутого ответа, но я хранил молчание. Поняв, что никаких секретов колдовства он не услышит, детина разочаровано вздохнул.
– Видно, правду рек настоятель, будто всякие чары влекут в мир нежить проклятую, кою упокоить навек может лишь храмовая братия. От того и ведающие так их страшатся.
Я не стал его разубеждать, и дальше мы шли молча.
Когда показалась корчма, стоял самый полдень. Внутри кто-то уже обедал, сдвигал столы и звенел посудой. Воздух у кухонного окна заметно парил. После пережитого мне есть не хотелось, а вот Габеш выразительно похлопал себя по животу и сказал:
– Вон за тем забором дом, что ты ищешь. Иди, пытай свои вопросы. Что до меня, то видеть рожу Лутони не желаю, лучше пережду в корчме; там и компания более достойная и брюхо есть чем ублажить.