Остаточная деформация [СИ]

А Михаэль слепо смотрел перед собой (хотя зрение уже вполне восстановилось), и череда набитых острейшими перьями корзин проплывала перед ним в шлейфе густого запаха крови. Ник прав, несмотря на детскую интонацию, а может, и благодаря ей. Предательство есть предательство, в какую обёртку его ни заверни.

У его мальчиков кровь пахнет железом, медью и жизнью, как людская. Кровь гелов пахнет горячими камнями. Ему казалось: он понимает, о чём говорит старейший из гелов. Он знал: это только кажется.

Они могли прекратить войну, наверное, но ни разу не пробовали сделать это всерьёз. Потому что не знали, как без неё жить. Боялись нарушить некое равновесие, подспудно вызвать какие-то неведомые глобальные катаклизмы. Никто из членов Совета за последние пять столетий (а именно столько в нём числился Михаэль) даже не заговаривал об окончании войны и…

Габриэль открыл глаза.

— Ну наконец-то, — проворчал Ник, обретая толику былой уверенности.

Раненый заскрёб вокруг себя, и Михаэль услужливо подсунул служебный планшет и стилус.

«Немедленно послать на Паолу боевую группу, — поплыли по экрану корявые, трясущиеся буквы. — Заблокировать Грааль»

Стилус выскользнул из слабых пальцев, напоследок оставив на экране неровную линию. Габриэль засипел от бессилия.

— Тихо ты, — прикрикнул Ник. — Прости, Габи, но без полной информации никто никуда никого не пошлёт.

Михаэль внезапно успокоился. Новый круг — значит, новый круг.

— Прошу прощения, — откашлялся снова забытый лаборант (талант у гела, не иначе!). — Тут к вам ломятся какие-то, вопят, что связь не проходит. Я открою, да?

— Открывай, — кивнул Михаэль.

— Это Иона, — обречённо прошептал Аве. — Наверняка он, и рой сорвался, и…

Но вбежавший посланник не был Ионой. И не имел к спецлечебнице никакого отношения. Его вообще никто из присутствующих не знал.

— Я от Селафиила. — Хвала Древу, гонец сразу перешёл к делу. — Йорны… йорны напали и движутся к центру с севера. Много убитых. — На лице посланника проступил ужас. — Они взялись ниоткуда и убивают всех, кто оказался на пути. Если прорвутся к Зданию… Селафиил спрашивает…

Но Михаэль уже не слушал, стрелой летя к выходу.

— Йоган! — заорал, вылетая на улицу. — Йоган, заешь тебя ёжики! Два нуля красный! Всех на крыло и к северу! Цивилов вон с дороги! В пинки!

Поднявшаяся метелью суета и паника больше не касалась его. Мимо пронесли Габи на носилках — даже не повернул головы. Ник ревел маралом, требуя, чтобы выживших свозили к нему, собирал по комму всех своих, кто ещё держался на ногах после пожара. Михаэлю не было дела до раненых.

Впервые за пятьсот лет его работа обрела смысл.

*

Белобородый старик сидел посреди разорённого хронопорта, грея в ладони слишком маленький для гела пистолет. Аве хотели помочь услужливые дежурные по Зданию, но он отказался, сказал, что посидит немного. Ему не посмели возразить. Свой браслет он отключил.

Склочный лаборант молча прибирал бедлам, направляя автоуборщика и одновременно тестируя что-то в недрах установки. Война была где-то там, солдаты Михеля всё уладят, а у него своя работа.

— Хабойтхим б'ашэм кеха Сион

Ло имот лиолам еешев.

Ерушалаим харим савив ла

Ваашем савив лиамо.^[2]

Старик пел негромко, но довольно мелодично, и лаборант с любопытством прислушивался к незнакомым словам.

— Это на каком языке? — спросил он, когда Авессалом замолчал.

— Думаю, скоро узнаешь, — вроде бы и на бабли, но всё равно непонятно ответил старик. — Мы… мы все узнаем.

Когда недоумевающий лаборант отвернулся, вскинул к виску короткое чёрное дуло, но тут же опустил, покачав головой. Хмыкнул.

— Найди себе убежище, парень, — сказал Аве. — Скоро здесь будет очень жарко, и никого не обойдёт. И помоги мне подняться, пожалуйста.

Глава 24. … чашу сию (часть первая)

Другим говори, нашу тайну храня,

Что нет тебе дела совсем до меня.

Но, даже шутя, берегись, как огня,

Чтоб кто-то не отнял тебя у меня,

И вправду не отнял тебя у меня! Роберт Бёрнс

Ветвь 4459/41

Кожа ифера блестит от пота. Иферу не жарко, ему больно. Очень больно, почти до спазмов. Длинные сильные пальцы скребут невидимое, грудь ходит ходором, но ясный взгляд светло-зелёных глаз смущает йорни. В нём нет ненависти, нет тупой покорности или лихорадочного поиска выхода. А то, что во взгляде есть, смущает.

— Мазохист, что ли? — ухмыляется йорни, наклоняясь к иферу. Ей не нравится его запах. То есть нравится, но… но так не должно быть. Очень странный запах.

Ей вообще не нравится то, что здесь происходит. Это не её работа, но наглый ифер вывел из себя Клайва, и тот приказал — здесь же, немедленно, но чтобы не сдох. Отказаться было невозможно.

— Нет, — дыхание ифера скомкано болью, но он старается говорить ровно. — Нет, Айрин. Не люблю боль… как и все. Но я заплатил бы и дороже, чтобы… чтобы узнать твоё имя.