Личная свобода и самодостаточность имеют вторую сторону — беспросветное и неосознанное одиночество. Гелы — одиночки от рождения и до смерти — не чувствуют его. Берту, видимо, достался ущербный ген. Из золотого Гелио он сбегал в лес, чтобы почувствовать себя частью чего-то большего, и — подальше от корректного равнодушия.
Ему было просто с солдатами Михеля. На настоящей войне самодостаточность побоку. Нужно надёжное плечо рядом — в грязный берет с бледным пятном от споротой эмблемы легли не только два пера, но и искреннее горе выживших. Правильные гелы считали солдат Михеля заносчивыми хвастунами, не умея понять, насколько те другие.
Точно так же Берту оказалось просто с людьми. Ему понравилось с людьми, хотя он всё ещё частенько уставал от избытка общения и сбегал в лес, но совсем не так, как в Гелио. Всего лишь отдохнуть, помолчать — и вернуться.
Только от Айрин никогда не уставал. Будто бы знал её всю жизнь. Не представлял уже, что будет, если упрямая девица куда-нибудь денется. Но куда ей деваться-то? Паола не отпускает людей, Айрин придётся смириться. А Берт не отпустит… не отпустил бы, если бы. Каждый раз — как раскалённая головня в ране. Она-то останется, а ему придётся уйти.
Память о трусливых и пустых глазах носителей «синдрома четвёртого греха» жгла изнутри. И проклятые сны: огонь и крылья, крылья и огонь. Эх, если бы не это, послал бы все задания куда подальше, остался бы здесь навсегда.
***
— Всё никак в толк не возьму, — болтала Айрин, пиная перед собой шишку, — что ты вчера от мухи хотел-то? Прямо аж трусило тебя, будто бегемота с хоботом углядел, а не насекомую.
Шишка бодро катилась по тропинке, иногда отскакивая от стволов сосен. Берт уже третий раз собирался сказать, чтобы Айрин не шумела без нужды, но язык не поворачивался. Она просто сияла… нет, даже не самим счастьем, а его предвкушением. Она загорела дочерна за полтора месяца, а короткий каштановый ёжик отрос забавными перьями и отчётливо порыжел. Берт плохо умел определять, какие человеческие женщины красивы, а какие не очень, ему просто нравилась Айрин.
— Это очень редкая муха, — не соврал он. — Просто чудо её встретить… э-э-э… здесь.
Настоящим чудом можно было считать тот факт, что Берт не сорвался с места, нечленораздельно вопя, и не кинулся искать Сэма или Гришу. Просто сидел, разинувши рот на всю ширину, пялился на беглое Габриэлево изобретение. Новейшее разведсредство перебирало лапками, подрагивало крылышками, и, как показалось ошеломлённому Берту, издевательски подмигивало.
— Ты чего? — Айрин пихнула в бок. — Будто привидение увидел.
Берт вздрогнул. Муходрон стартовал к потолку, заливисто жужжа. Хихикал, сволочь.
— Н-нет, нет, ничего, — поспешил отпереться. — Так, задумался.
— Ну-ну, — Айрин вложила в два слога бездну сарказма. Но долго цепляться она не умела, мигом перескочила на другое: Хельга и Николя решили жить парой, и им будут ставить отдельный дом всей общиной. А Хельга раньше гуляла с Полем, а он… Сплетничала Айрин самозабвенно. Берт слушал кое-как.
Всё пытался разобраться — как такое могло случиться. С одной стороны, всё логично. Сбежавшую стаю мушиной разведки ребята Габриэля искали везде, перебрали по молекуле небо и землю, но не обнаружили даже следов беглянок. А здесь, если бы и догадались искать, не нашли бы.
Но как? Почему?! И спросить нельзя. Вряд ли заурядный человек, которым Берт представился общине, способен отличить обычные мушиные крылышки от фотоволокна, из которого созданы перья гелов… Чудо, что не заорал и не побежал спрашивать. Слишком многое бы пришлось объяснять.
Берт тряхнул головой и постарался вникнуть в сплетню. Им завтра выдвигаться. Всё уложено, собрано, только ждать утра. А перемывание соседских косточек здорово отвлекает от тревоги.
— Кусючая? — Айрин хитро прищурилась. — Эта твоя редкая насекомая?
Берт честно попытался вспомнить ТТХ муходронов, не вспомнил и неопределённо повёл плечом.
— Ну, такое… — пробормотал. И поспешил переключить тему: — Ты мне так и не рассказала, каким-таким образом мы будем искать твою чашку с ручкой. Мы уже далеко отошли, давай колись, лишние уши не услышат.
Разумеется, вот так сразу, на ходу, никто даже не подумал раскалываться. Бессовестная девица проморочила ему голову до привала, зато на какое-то время забыла о редких мухах. Берт бы и сам с удовольствием забыл.
— Ну ладно, так и быть, сейчас покажу, — доверительно сказала Айрин, когда похлёбка была доедена на паритетных условиях. — Мне мой Стёпочка эту штуку дал, когда прощались. Сказал, что с её помощью мы снова встретимся и научил, как пользоваться.
И она нырнула в свою дорожную сумку. Берт знал, какой там внутри бардак, и запасся терпением.