Остаточная деформация (СИ)

Выдернула из костерка ещё одну тлеющую ветку и ткнула в окровавленный живот Берта раньше, чем тот успел закричать. Ничего, потом успел. Он корчился, пытаясь вывернуться, но со связанными за спиной руками и ногами, прикрученными к двум кольям, шансов было мало. Ни одного, если точнее. О, сохрани Берт сейчас способность внятно говорить, он бы сказал всё что знал! И чего не знал — тоже. Но он мог только орать и извиваться, до предела выпучивая глаза. Гусеницы, так корчились в обучающем видео гусеницы, когда человеческие дети тыкали в них лучинкой. Гусеница… Йорни и так гораздо крупнее человека, а сейчас казалась просто огромной. На прихотливо изогнутом роге повисло солнце.

— Расскажи, малыш. — Она убрала ветку и наклонилась к Берту. Посмотрела ласково, с сочувствием. — Всё подряд. Я сама решу, как все или не как все.

Берт вдруг с ослепительной ясностью понял, что его убьют. Скажет он правду или отрепетированную ложь — не будет иметь значения. Его жизнь — такая долгая жизнь гела — сейчас оборвётся окончательно и бесповоротно в самом начале пути. Может, чуть быстрее или чуть медленнее, но вот прямо здесь и сейчас, а в течение часа или дня — уже неважно. Останется голый человеческий труп, а самого Берта больше не будет никогда и нигде. Большая Война пойдёт дальше, не заметив потери маленького солдата.

Ужас перед внезапно распахнувшейся чёрной и ледяной прорвой окончательного небытия перекрыл боль. Сделал её несущественной, даже желанной, ведь боль — признак жизни, у мёртвых ничего не болит.

Йорни ещё что-то говорила, но он оглох и ослеп от ужаса и безысходности.

С ним не может, просто не может всё это происходить! Это… это дурацкие шуточки Габи, да! Гела нельзя убить как распоследнего ифера из боковой ветки Древа. Сон, бред, морок…

Смерть рухнула сверху.

Смерть весила как целая планета и пахла кровью. Секунду Берт слышал собственный крик, а потом провалился в чёрную, ледя…

*

Ледяную. Холодно. Так холодно, что мышцы ног каменеют, а потом их скручивает в раскалённый узел.

Судорога! Это называется судорога. У людей бывает. Он читал. Надо потянуть стопы пальцами на себя или уколоть чем-нибудь острым…

Берт очнулся окончательно. Правый глаз открылся полностью, а левый — на треть.

Над ним плавало синее небо в лёгких облачных кружевах. Телу было так холодно, что Берт не сразу сообразил, что ещё и мокро. Шум. Кровь в ушах? Нет, плеск воды. Но под головой сухо.

Он неловко и неправильно (одни святые ёжики могут навсегда запомнить, что в этой мясной колоде за что отвечает) напряг шею. Разумеется, она выгнулась в сторону, противоположную желаемой, и Берт увидел перевёрнутый лес. Ещё что-то было, но он не понял — что. Куча какая-то на стыке чёрной стены стволов и зелени лужайки. Понять бы, что оно такое… Догадка появилась, казалось, независимо от желания Берта. Невероятная, но единственно возможная. Скальпель Оккама.

— О, — раздалось откуда-то сверху и сбоку. — Не помер, значит.

От удивления Берт перестал задумываться, поэтому голова сразу повернулась куда надо. Женское лицо с полученного ракурса выглядело неприятно: широченная челюсть, норы ноздрей и маленькие глазки где-то вдали. Солнце обвело широким золотым кантом рыжеватую макушку и оттопыренные уши.

— П-пока н-нет, — промямлил-простучал зубами Берт. — Н-но шанс-сы неп-плохие.

Женщина захохотала. От смеха она слегка наклонилась, и ничем более не сдерживаемое солнце устремилось Берту в глаза. Пришлось зажмуриться, но ярчайшие сполохи продолжили водить хороводы у него под веками. От мельтешения затошнило.

— Х-холодно, — пожаловался Берт, с трудом сглатывая шершавый и липкий ком, неизвестно как образовавшийся в горле.

— Это от ожогов, — сказала женщина безмятежно. — Их надо охлаждать. Но, может, и вправду хватит.

Берт хотел горячо заверить, что точно-точно хватит, но его рванули под мышки так резко, что чуть не прикусил язык. Вода отпустила неохотно, напоследок обхлюпав ледяной волной.

Женщина, кряхтя, потащила его прочь от воды (реки? ручья?), сильно дёргая за плечи. И лишь теперь Берт понял, что его руки по-прежнему связаны за спиной. Это было… странно. Его спасли от йорни…

Йорни! Чёрная неподвижная куча на стыке травяного ковра и стены леса…

Но как?!

Великаншей женщина не выглядела. Тщедушное тело Берта волокла с явной натугой. Как она справилась с огромной йорни?! И… и кто она такая, в конце концов?!

— Полежи, высохни, — пропыхтела эта загадочная особа, с облегчением роняя Берта на колючую траву. — Я поищу твои штаны. Да, ты вообще в штанах был? Ну, чтобы я зазря не бегала.

— В шт-т-тх… — подтвердил Берт, которого колотило уже не только от холода, но и от дурных предчувствий. От сотрясения синяки, ожоги и порезы моментально заболели. Не так сильно, как раньше, но ощутимо. Придавленные его весом кисти рук ощущались под поясницей как некий посторонний предмет. Камень, например. Или кусок дерева.

Понадобилась вся его воля, чтобы не стучать зубами. Ну и немного логики.