Остаточная деформация (СИ)

— Распоряжение официальное, приятель. И не потеряй фишку о прохождении, которую тебе дадут парни Габи. Потеряешь — точно вкатаю взыскание. Причём строгое.

Берт скривился как от кислого и кивнул. Ладно, подумаешь, не первые тесты, на которые его гоняли, и наверняка не последние. Лишь бы не такие, как в прошлый раз. А то выдали опросник на двадцать пять листов, и один вопрос глупее другого. Берт храбро продержался до тринадцатого листа, а потом задремал, стукнулся лбом об стол и стуком разбудил супервайзера… В общем, неловко получилось.

***

Девочка плакала беззвучно и оттого страшно. Золотоволосая кроха посреди дремучего леса, полного неведомых опасностей. Если бы не отсутствие крыльев, Берт с уверенностью сказал бы, что девочка — глисса. Ну не бывает у дочерей человеческих столь совершенных черт, столь нежной, почти светящейся кожи, таких густых и шелковистых волос. Но вместо крыльев вздрагивали под футболкой острые лопатки.

Но… что-то в ней было такое… неправильное, что ли? Берт старался себя убедить, что само наличие девочки не старше семи лет в почти непроходимой чаще — уже неправильно. Сам он прорубался сквозь колючий подлесок и плети каких-то вьюнов с помощью лазерного резака — и всё равно обцарапан с головы до ног. Одежда девочки — лёгкие шорты и футболка — выглядела целой, на открытой коже — ни царапины. Казалось, её забрали из детской и просто поставили посреди леса, не удосужившись даже поиском полянки.

Впрочем, что они все — будь то могучие гелы, подлые йорны или просто люди — ничего не знают о Паоле. Мало того, все настолько привыкли, что Паола непознаваема, что перестали спрашивать. Единственное неоспоримое — с неё не возвращаются.

Гелы погибают почти сразу. А Берт везучий, наверное. Или оборудование усовершенствовали? Жаль, прохождение Трещины начисто выпало из памяти.

А девочка? Может, она — дитя выживших иферов? А что, вполне логично. Раз она здесь родилась, то, наверное, должна знать, как пройти по лесу, не поранившись и не испачкав одежду.

— Привет, малышка, — сказал Берт, стараясь держать ласково-непринуждённый тон. Он знал, что облик гела вызывает у людей неосознанную симпатию, даже у тех, жизнью которых управляли эти ублюдки, йорны. — Не бойся, я не обижаю маленьких.

Девочка перестала рыдать, но и отвечать не спешила. Рассматривала гела огромными прозрачно-голубыми глазами. Медленно склонила голову к левому плечу.

Бывают ли у людей настолько большие глаза или это неестественно? Странно, но Берт испытал прилив страха. Будто плеснуло изнутри жгучим холодом.

Чёрный лес Паолы тоже глухо молчал, и вот это точно было неестественно. Берт вздрогнул от сбивчивого стука, прорезавшего тишину, и понял, что так колотится его сердце. Девочка вдруг улыбнулась, призывно взмахнула ручкой и заскользила между стволами — как вода. Шагах в семи обернулась и снова пригласила Берта следовать за собой. Между розовыми губами явственно мелькнул язык. Не человеческий: узкий и тёмно-зелёный, кажется, раздвоенный на конце.

— Куда ты меня зовёшь? — глупо спросил Берт. Голос больше не притворялся спокойным. Страх захлестнул с головой, замораживая до оцепенения.

Девочка улыбнулась ещё шире, демонстрируя белые, острейшие зубы-иглы.

— Спаси меня, — вдруг сказала звонко и чётко.

Берт не был силён в анатомии, но больших знаний и не требовалось, чтобы понять: с такими зубами и таким языком на бабли не поговоришь. Шипеть разве что можно.

— Спаси.

Генные преобразования? Здесь?! Или всё же естественная мутация?

Проклятье, почему они так мало знают о Паоле?!

— Кто… От кого спасти? Или от чего?

Наждачный язык царапнул нёбо. Во рту стало кисло.

Маленькая девочка плакала, потому что ей было страшно одной в лесу. Зубы… да какая разница? Мало ли у кого что. Главное, к ней спустился гел, став ангелом. Ангелы — спасители, это твёрдо знают все человеческие дети из гельской ветви. Они знают. А дети из ветви йорнов просто верят в прекрасных крылатых существ, которые спасут их хотя бы после смерти. Все дети любят ангелов. Взрослые — по-всякому, и не Берту их винить. А дети…

Сердце сжалось от непривычной горечи. Каждый гел, получая право одиночества, клянётся оберегать и охранять род человеческий. Дань традиции, пережиток старины. В золотом и голубом Гелио нет людей и опасностей. Кого защищать, от чего оберегать? А чего не видно, того и не стыдно. Пускай ангелы оберегают, это их работа. А у честных гелов заботы другие. Поважнее.

В какой-то неуловимый момент клятва обернулась пустыми словами. Слова-подменыши. Наверное, именно тогда гел впервые назвал человека ифером.

— Идём, — решительно выдохнул Берт, стряхивая оцепенение. Прижал крылья к спине поплотнее и попробовал повторить девочкин манёвр.

Ха! Колючки только того и ждали. Но каким-то непостижимым образом Берт уловил ритм движения своей маленькой проводницы и дело пошло более-менее на лад. Конечно, налог на перемещение в виде перьев, клочков куртки и кожи он оставлял по пути, но пока обходился без резака.