Остаточная деформация (СИ)

— оду гену бабли как финальному штриху формирования расы гелов. Конечно, она сильно отличалась от стандартной образовательной информашки, но пропала втуне. Больше, чем знал до сих пор, Берт не уразумел ни на йоту;

— крайне эмоциональную речь о несовершенстве современного оборудования и несоответствии оного творческим планам и научным потребностям Ника. Лейтмотив «перевелись нынче нормальные инженеры», Берт запомнил, остальное утонуло в тумане — процедуры в тот день были очень болезненными;

— гигабайты хвастовства всех форм и оттенков, из которых иногда удавалось вычленить что-нибудь полезное. Когда бы ещё пригодились аналитические навыки?

Ник обещал, что больно не будет. Возможно, волевому Пети и другим его приятелям-подвижникам это болью и не казалось. Но Берт исправно корчился на транс-стенде, вцепляясь зубами в услужливо предоставленную ассистенткой Ника капу. Ассистентка — Саррочка — была очень милой и заботливой, но глазки строила Пети. Берта только жалела. Пот вытирала, когда Берт начал интенсивно потеть. Берт изнемогал от унижения. Саррочка ему нравилась, но процесс трансформации безжалостен. Получеловек-полугел никак не мог вызвать определённый интерес у хорошенькой глиссы. Красавец Пети с мужественным и таинственным увечьем вызывал, а Берт — только жалость.

Дни тянулись резиной, а по вечерам Пети отвозил его домой. Даже не столько потому отвозил, что внешность Берта могла теперь напугать добропорядочного гела, сколько по причине отсутствия у рекурсируемого сил. Дома Берт падал на ложе и проваливался в сон.

Свет больше не насыщал, приходилось давиться пищей, которую тоже приносил Пети. Берту не нравилось, как после пищи бурчит в животе, не говоря уже о резко возросшем количестве отходов, но постепенно он привыкал. Даже научился получать от вкуса какое-то удовольствие. Пети жевал фрукты, хлеб и мясо за компанию с ним. Извиняющимся тоном объяснял, что в ангельском звании пристрастился к еде, без неё будто чего-то не хватает, а ежедневная горошина концентрат-минимума только усугубляет тоску. Берту было всё равно, лишь бы не одному. Бесившие раньше касания теперь вызывали чуть ли не слёзы благодарности. Быть ненормальным вдвоём — куда лучше, чем одному. Он чуть не угробился, спрыгнув всего-то с трёхметрового парапета, а нога болела неделю. Когда стошнило от маракуйи, Берт думал, что умрёт. Не умер, зато узнал новое слово — аллергия.

Каждый день приносил новые «нельзя». Каждый день отгрызал частицу привычного, заменяя чем-то другим. Иным. Чуждым.

Ник довольно ворчал, считывая показатели вирт-монитора. Хвалил Бертов коэффициент приспособляемости, суммарную адаптивность и что-то ещё. Берту было просто плохо — со всеми коэффициентами и показателями. Не жаловался, понимая, что от этого лучше не станет.

— Ты молодец, Берти, — сказал Габриэль, явившийся в сектор Улучшений с визитом и высочайшей проверкой. — Все перья пучком.

Крылья к тому времени уже отсохли, поэтому Берт криво ухмыльнулся. Ощущал он себя куском дерьма, полностью осознавая разницу между ним и отходами.

— Молодец, — неожиданно подтвердил Ник. — Цени, Трубач. Так далеко я ещё никого не заводил. Ангелам хватает внешнего сходства с человеком, но тут нужна полная идентичность. Зато, Берт, представь, как круто будет, когда всё выстрелит обратно.

Берт представил, и ухмылку перекосило ещё сильнее. Почему Ник назвал Габриэля трубачом, не задумался. Мало ли.

*

Пустые и трусливые глаза обитателей светлого дома на окраине Гелио снились Берту пару раз, а потом сменились привычным уже огненно-крылатым кошмаром.

Старик с белыми перьями на лице дорого бы дал за такую замену, но у него тоже не было выбора.

Глава 7. Люди разные

Мы все шагаем по своим дорогам.

Но как же хочется нам, сирым и убогим,

особенно когда от боли слеп,

чтоб кто-нибудь решительный и смелый

явился бы, понятен и всеблаг,

и ввёл бы окружающий бардак

в значенья общепринятых пределов.

Паола

— Ну и папашка Сэму достался. Изверг, а не папашка.

Возмущение из Берта пёрло вполне натурально. Он и вправду был возмущён.

— Почему? — удивилась Айрин.

— Зашвырнуть сына-подростка в такую опасную кашу — это кем надо быть, а? — Берт неосторожно поёрзал на жёсткой скамье и чуть не взвыл от резкой боли в потревоженном ожоге. Обезболивающее он твёрдо решил принять только перед сном, чтобы не вызывать подозрений излишне бодрым видом.

Айрин задумалась.