Остаточная деформация (СИ)

Да, Берт подозревал, что в его жизни пока не всё в порядке, но формально придраться было не к чему. Ну работа не нравится, скучная. Зато почётная, удобная, отпуск длинный. Можно уйти, а как же, никто не держит. Но… слишком много усилий для поиска нового профиля, переквалификации, а впереди целая жизнь, успеется, устроится, наладится как-нибудь, а лучше, чтобы само по себе. В конце концов, многие так живут и не жалуются.

Сейчас Берт сильно сожалел, что не ушёл. Переквалифицировался бы на лесника, сидел бы в любимой роще, созерцая фазу третьего листа у юного дуба, который ещё практически жёлудь. И не попал бы на дурацкий тест, и не растерялся бы, как идиот, когда на него свалилось нечто тяжеленное с названием «долг».

— Так что, прямо сейчас?! — в панике завопил Берт, вцепляясь в какое-то кресло, наверное, для посетителей — иначе зачем бы оно стояло у двери в главный зал сектора?

— Не-не-не, — весело ответил Пети, без труда отрывая Берта от кресла и вталкивая в зал. — Тебе ещё надо вдолбить в башку какой-нибудь из старых языков, пока башка гельская… Подозрительно же, если ифер знает только бабли, который и так все знают, правда? Сегодня просто посмотришь, познакомишься с Нудным Ником. Он забавный, ты его только слишком всерьёз не принимай. А будет мозги выклёвывать — посылай к ёжикам.

Отлично, просто отлично.

Зал сверкал хромом, армированным хрусталём и белоснежной эмалью. Ослепительные шкафы (или приборы?) выстроились по линейке сверкающим строем с востока на запад. Огромный матово-мерцающий экран раскинулся на всю северную стену. Окна увиты живой зеленью. Дальний угол кокетливо отгорожен раздвижными ширмами. И — никого. Ни бойких лаборантов, ни многоучёных специалистов, ни даже ИИ-уборщика.

Берт поймал себя на желании стать маленьким, незаметным и сбежать.

— Ник, выходи! Гости на пороге! — проорал Пети, ничуть не подавленный великолепием науки. Руку Берта он не отпускал. То ли хотел морально поддержать, то ли упреждал попытку к бегству.

Ширмы дрогнули, выпуская навстречу посетителям гела — широкого в плечах и в скулах, рыжеватого и хмурого. В его традиционно белых крыльях тут и там пестрели рыжие перья.

— Тебе бы всё орать, — проворчал гостеприимный хозяин. — Горлопан. Это он?

— Я Бертран, — напомнил Берт, которому уже изрядно надоела роль оборудования.

— Он самый, — кивнул Пети. — Познакомься с Бертом, Ник.

Какой-то скверный фарс. Головидео, реал-программа третьего разбора.

Ник смерил предполагаемого пациента тяжёлым взглядом с ног до головы и обратно, взял за плечи, покрутил туда-сюда.

— Хлипкий какой-то, — сказал с сомнением, ни к кому конкретно не обращаясь.

Пети промолчал. Напряжённо, словно ожидая чего-то.

— Нормальная комплекция, — огрызнулся Берт, рывком выдираясь… пытаясь… неловко дёргаясь в железных лапищах Нудного Ника.

Улучшальщик его усилий, кажется, не заметил. Вот так же, держа за плечи, переставил к окну. Развернул.

Стоило бы прозвать его не Нудным, а Хамским.

— Как тебе растение, Берт?

— Катитесь к ёжикам. — Берт решил, что процесс выклёвывания мозгов зашёл достаточно далеко. Он из последних сил сдерживался, чтобы не начать постыдно вопить, брызгая слюной, и позорно взывать к Биллю о свободах.

— А всё-таки? — спокойно, почти равнодушно настаивал Ник, теперь точно Нудный. — Я читал, что ты неплохо разбираешься во всякой там ботанике.

Берт не собирался потакать хамству, но всё-таки не удержался, скользнул глазами — да так и прикипел.

Мясистые тёмно-зелёные, довольно толстые стебли сплетались причудливыми узлами и косами. На жёстких черенках покачивались не листья, а… маленькие пятипалые ладони. Человеческие или гельские. Настоящие, со всеми деталями, умилительно пухленькие. Ладошки потешно шевелились, цеплялись за стебли и друг за друга, крутили фиги, обхлопывали вокруг себя, искали, наверное, что-то. Чёрные ноготки ярко блестели.

Пожалуй, это было смешно. Но Берта пробрал страх. Нутряной, от промежности поднимающийся, холодный и липкий страх. Берт воззвал к логике: это всего лишь забавный генетический эксперимент, шутка. Может, квалификационная работа какого-нибудь молодого балбеса, выпускника Универсиума. Разве можно вешать опасный предмет в общественных местах?

Не помогло.

Ладошки вдруг забеспокоились сильнее, суетливо зашелестели. Берту показалось, что чёрные ноготки становятся длиннее, загибаются острыми крючьями. Под грудой стеблей что-то заворочалось. И это что-то не было растением.

В землю закопали человека. Живого. И через его плоть прорастили корни, ветки и листья ядовитой лианы. Лиана ела человека день за днём, а он пропитывался отравой. Человеку просто хотелось домой, а когда понял, что домой не попадёт, захотел достать всех, кто в этом виноват…

Стараясь не показывать, насколько испуган собственной фантазией, Берт отступил на шаг от окна.

— Да ты что, — насмешливо сказал Ник, — цветочка забоялся? А ещё говоришь, что лес любишь.

— Он ядовитый, — вырвалось само, раньше, чем Берт успел обдумать ответ. — Сильный токсин. И… мне кажется, что он слишком подвижный для цветочка.