Остаточная деформация (СИ)

Ник ответа не ждал, поэтому продолжил рассказ о феноменальном бардачище, смакуя скандальные детали. Его руки жили своей параллельной жизнью, собирая некую полупрозрачно-кружевную деталь размером с небольшую виноградину. Заботливо отложенный избранный кристалл ждал своего часа. Ник не нуждался в инструментах — он сам был самой совершенной мобильной научной лабораторией, которую только можно себе представить. Всех подробностей улучшений Нудного Габриэль не знал, но догадывался, что от гела у Ника остался разве что внешний облик. Слушал Габи не очень внимательно — многое уже знал. И про безобразную стычку ведомства Микаэля со своим разведотделом из-за доступа к информации хронопорта. И про обыски в казармах, затеянные с какого-то перепугу начальником временщиков Симоном, который решил, что это под него копают. Обыски, конечно, с треском провалились, но визгу было до небес. А ещё ведь были истерики высокопоставленных и не очень должностных лиц, которым милашка Штефан организовывал всякие занятные штуки… Грязные секреты лились реками и водопадами, общественность Гелио в кои-то веки проснулась и встопорщила перья. Да, у Совета даже спросили на спешно организованной пресс-конференции, что это было и каковы риски для граждан. Именно на последнем вопросе и облажался Франек. Никто из осведомлённых гелов по этому поводу общаться не желал, поэтому вперёд выперли зама временно выведенного из строя Габриэля. Франкеу и в голову не пришло отказаться. И когда он заявил, что по Гелио бродит съехавший с катушек ангел с плазмомётом и, возможно, модифицированный йорн неизвестного облика, но опасности никакой нет, всё в порядке, всё под контролем…

Умница Аннабель сделала что смогла, оттеснив Франека от камеры голо, но поздно, процесс пошёл. Служба психологического комфорта переключилась на круглосуточный режим, и всё равно не справлялась. Уровень тревожности общества впервые за пятьсот лет шатался между оранжевым и красным.

— А знаешь, что самое поразительное?

Габриэль послушно покачал головой, мол, понятия не имеет.

— Ни одному из них никогда не грозила реальная опасность. Они просто не знают, что это такое. Откуда это в них? Генетическая память, что ли?

Габриэль невольно раздвинул губы в улыбке.

«В них».

Ник уже не считает себя гелом. И Габриэля не считает. Интересно, насколько он прав?

Напичканные фототканью и биокристаллами честолюбцы, играющие в свои игры. Элита, считающая себя выше обывателей с их головидиками, мозговой дурью, тошными псевдосектами, модой на ручных колибри… Избранные, улучшенные, перепрошитые, почти неуязвимые интриганы. Ведающие, решающие, планирующие на сотни лет вперёд. Те, кого Аве считает стержнем Гелио.

А стоит разок тряхнуть этих избранных — и лезет, как солома из дырявого мешка, всё то же самое. Те же пороки, та же безответственность. Страх и растерянность.

Та же слабость.

Габриэль невольно потянул руку к горлу. Незамедлительно получил по пальцам.

— Не трожь, — строго напомнил Ник. Он поправил распяленный на тончайших лучинках почти готовый имплантат. — Сейчас закрою дырку, тогда трожь. Завтра закончу.

Он, немузыкально мурлыча, свёл края бескровной раны, чиркнул молекулярной липучкой, формируя тончайший белый шрам. Будто застегнул куртку. Габриэль не удержался и таки потрогал сухой, безболезненный шов.

— Знаешь, Трубач, — Ник ненатурально ухмыльнулся, — тебе лучше поспать несколько часов. От греха первородного подальше.

Глаза Габриэля расширились, он протестующе вскинул руку, но здесь, в башне Улучшений, всё слушалось не его, а Ника. Даже обычные массажные лежанки слушались Ника. Под лопаткой коротко кольнуло. Вкрадчивая одурь просочилась в голову немедленно, словно сквозняк — в щель под дверью.

— Я на твоей стороне, Габи. — Ник неторопливо поднялся, встряхнул уставшими от напряжения руками. — Как и твой… твой отец. И нам важно, чтобы ты не наворотил больше, чем наворочено. Спи. Мы найдём того недоумка, который привёл йорна на Гелио. До завтра, Трубач.

Он ушёл, а Габриэль сильно, с вывертом ущипнул себя за руку. Он знал, что это поможет на несколько секунд, не более, но надо было собраться с мыслями, прежде чем муть накроет окончательно. Понять, когда и как он утратил контроль над происходящим — почему-то это казалось чрезвычайно важным именно сейчас.

Боль оказалась слабой и далёкой, будто щипал не собственную кожу, а положенный на неё сверху кусок мяса. Ложная боль, и не помогла ни на щепочку.

Он попробовал подняться рывком, но только вяло шевельнулся.

— Здравствуй, Габи, — сказала наползающая муть. Голос был знаком, но не вспомнить уже. — Я не приводил йорнов на Гелио. В отличие от тебя.

В мути вспыхнули две зелёные звезды — и всё провалилось в какой-то беспросветный колодец.

***

— Мои действия не выходили за пределы рекомендованного Биллем, и я не понимаю, что вы…