Остаться до конца

Собачка заворчала, но послушно поднялась и поплелась следом. Мали возился с цветами по обочинам садовых дорожек.

— Доброе утро! — от избытка чувств поздоровалась с ним Люси. Юноша поднялся и приложил ладонь ко лбу. Блохса трусливо пряталась за спиной хозяйки. Люси продолжала на ломаном-переломанном урду — Большое спасибо тебе за работу.

Он потупился и снова коснулся ладонью лба.

— Пошли, Блохса! Вперед! — прикрикнула Люси.

Да, мали, конечно, еще очень молод, но что-то в нем есть от Тула. (Рядом, Блохса!) То ли в посадке головы, нет, пожалуй, во взгляде. Такой же, как и у Тула, преданный и чуть вызывающий взгляд. Конечно, самые красивые глаза у Пола Муни. У Ньюмена и Мак-Куина тоже красивые, но иные. Любопытно.

— Блохса! — прикрикнула она снова, и прицепив к ошейнику поводок, обратилась к собаке с такой тирадой. — Простите, меня, конечно, миссис Дурьябашка, что веду вас налево, хотя вам почему-то хочется направо. Но смиритесь, таков приказ. И уж извините, что мне недосуг ждать, пока вы присядете у каждого деревца и обнюхаете все кругом. Мы быстро и по возможности не отклоняясь от курса пойдем в аптеку Гуляб-Сингха, и там я куплю необходимые, я бы даже сказала, жизненно важные лекарства для мужа. Вопросов нет?

— Нет! — тявкнула Блохса, но снова рванула поводок в сторону.

Когда Люси ушла, Слоник перестал делать пометки на полях библиотечной книги («Краткая история Панкота» — частное издание Эдгара Мейбрика, бакалавра искусств) и написал следующее:

«Да, похоже, все верно. Новый мали отнюдь не привидение, сегодня Люс разговаривала с ним, не может же быть, чтоб и ей он привиделся. Конечно, по правде говоря, и я не принял его за привидение, разве что поначалу, когда Билли-бой привел его во двор, мне подумалось: может, я тогда, когда сидел на „троне“, и помер, а сейчас уже в загробном мире и меня ублажают всякими приятными видениями. Любопытно, что никто и словом не обмолвился о новом мали. Я, понятное дело, первым о нем тоже не заговорил: а вдруг мерещится? Ведь даже Блохса будто не замечала его. Лишь в тот день, когда я вышел с ней погулять, она вдруг облаяла мали, а потом ни с того ни с сего поджала хвост и — наутек. Ну собаки, положим, всегда кажутся чудными: может, они и впрямь больше нашего видят? Но почему Билли-бой ничего не сказал про мали?! Наверное, они все же задумали надо мной подшутить и ждут не дождутся, когда я начну рассыпаться в благодарностях: ведь раньше я все жаловался, что мали нет. Черта лысого они дождутся! Надо признать, что парень привел сад в порядок — любо-дорого взглянуть, — если и это мне не мерещится. Сдается мне, что наша пенджабская слониха вскорости пришлет мне счет за мали, хотя этот номер у нее не пройдет. Какой еще мали? Не знаю никакого мали. Пока же нужно набраться терпения и помалкивать. А там будь что будет».

* * *

И он снова принялся испещрять пометками библиотечную книгу.

«Старик Мейбрик, видать, с приветом, хотя малый в общем-то неплохой. Читаю и наслаждаюсь, как он ухитрился из 78 страниц своей книги об истории Панкота уделить лишь абзац Панкотскому стрелковому полку. А полк-то в наши дни был самый зазнаистый. Выше стрелков нос никто не задирал. Каждый молокосос-лейтенант, если он из Панкотского полка, бог знает кого из себя мнил. Даже на командующего округом посматривал свысока. А как-то раз офицер, назначенный адъютантом к генералу, всеми правдами и неправдами отвертелся от этого назначения, потому что генерал был от артиллерии. Вот дурак. Погиб в Северной Африке. Его батальон, точнее остатки, принял потом старик Лейтон, и все солдаты как один угодили под его командой в окружение. Я сам служил тогда в Махварском полку, куда мне было тягаться с бравыми стрелками, да и плевать мне сто раз — я никогда особо не болел за честь полка, я даже ее уронил, как мне прямо заявили, поскольку женился без разрешения командования. И на это у них разрешения спрашивай. А мне в ту пору уже к тридцати катило.