Остаться рядом

- Что вызвало твою улыбку? – наконец, спрашивает он, кивая на телефон. – Парень? – он прищуривается. А затем оглядывается по сторонам. – Он идет сюда?

Этот вопрос звучит, как угроза, как если бы у меня был парень, то он позаботился бы об этом.

Моя улыбка становится еще шире. Мне нравится его ревность гораздо больше, чем должна. Теперь я знаю, что это значит. Я ему нравлюсь. Могу сказать по искоркам в его глазах, что его комментарий не касается моей защиты.

- Я улыбаюсь, потому что ты пришел пообедать со мной, - он снова пристально смотрит на меня и не ищет больше моего несуществующего парня. – Но сначала, из-за моего отца. Он обожает слать дурацкие сообщения нам с Пандорой в течение дня.

Морщинки вокруг его губ разглаживаются, и напряжение заметно покидает его тело. Он кивает, затем протягивает руку, снимает сумку с моего плеча и забирает телефон.

- У тебя короткий перерыв на обед, и ты должна поесть, - он оглядывается на скамейку, про которую я ему говорила, и я беру его за руку.

Он замирает на мгновение и смотрит на меня сверху-вниз с удивлением на лице.

- У меня нет парня, - сообщаю я. – А у тебя есть девушка? Жена? – клянусь, я перестаю дышать, после своего вопроса.

- Нет.

Я чувствую, как расслабляюсь. Я замечаю, что моя реакция совпадает с его, когда я сообщила ему о том, что у меня нет парня.

- В это трудно поверить, - дразню я, утягивая его к скамейке и опускаясь на нее. Я забираю у него свою сумку.

- Вовсе нет. У меня никогда не было ни девушки, ни жены.

Я замираю от его слов, затем отвожу взгляд от него и копаюсь в сумке в поисках ланча.

- У тебя есть семья, Иван?

- Нет, - просто отвечает он, вводя пароль, чтобы разблокировать мой телефон. Я хочу спросить, откуда он знает мой пароль, но не делаю этого. С такой семьей, работающей в сфере безопасности, все тайное всегда становится явным. Но мне плевать на телефон сейчас. Я все еще размышляю о той легкости, с которой он сказал мне, что у него нет семьи. Никаких эмоций не отразилось на его лице, когда он признался в этом.

- У меня нет твоего номера, - говорю я ему, наконец-то, заставляя его оторвать взгляд от моего телефона. – Что, если ты понадобишься мне, а я не смогу связаться с тобой?

- Я всегда буду на достаточном расстоянии от тебя, что ты можешь просто позвать меня по имени, и я услышу тебя.

- Но что, если я захочу сказать тебе то, что не хочу, чтобы слышали остальные, - я подсаживаюсь немного ближе к нему. Он снова смотрит на мой телефон, и я вижу, как он вбивает в него свой номер.

- Ты можешь звонить мне в любое время, - говорит он, протягивая мне телефон обратно. Я убираю его в сумку и открываю контейнер с ланчем.

- Ты отследишь меня по телефону? – спрашиваю я.

Не знаю, зачем спрашиваю, потому что уже знаю ответ. Но по какой-то причине, хочу услышать, что он отследит. Похоже, я выжила из ума. Теперь мне хочется того, что сводило меня с ума несколько дней назад.

- Да, - подтверждает он, но, похоже, ему не нравится собственный ответ. – Мне не нравится отслеживание мобильников. Я не считаю, что это срабатывает так же хорошо, как все остальное.

Я распаковываю свой сэндвич и пытаюсь протянуть ему половину, но он качает головой.

- Но его сделала я. Тебе не понравился завтрак?

- Это была самая замечательная еда, которую я пробовал в жизни. Но я не стану есть твой обед. Тебе нужно самой съесть его.

Мне нравится его милый ответ, и я даже ощущаю небольшой румянец от того, что ему нравится, как я готовлю.

- Ну, пожалуйста. Всего лишь половину сэндвича, - я немного надуваю губы, что срабатывает с моей семьей, и замечаю, как на секунду распахиваются его глаза.

- Если ты этого хочешь, - говорит он перед тем, как забрать у меня сэндвич.

Я открываю контейнер со свежими яблоками и карамелью и ставлю между нами.

- Как еще можно отследить меня?

Его половина сэндвича застывает на полпути ко рту.

- Ты позволишь мне? – его взгляд слегка вспыхивает, как будто он в восторге от этой идеи.

- Я и не отказывалась, - говорю ему я, кусая свою половину сэндвича.

Он делает то же самое, а я слежу за работой его мыслей, как будто он что-то просчитывает наперед.

Я смотрю, как он ест, не в состоянии отвести взгляд от татуировок на его руках Я протягиваю руку, чтобы прикоснуться к одной, пока не передумала. Он замирает от моего прикосновения к его обнаженной коже и вздрагивает, как будто ему причинили боль.

- Тебя это беспокоит? – спрашиваю я, прослеживая пальчиком одну из татуировок на его руке. Он выглядит так, будто подбирает ответ, или, может быть, не хочет отвечать. – Ты вздрогнул, - произношу я, подталкивая его.

- Я привык к боли, когда ко мне кто-нибудь прикасается, - и вот опять, он произносит это так легко, будто это не такое уж и большое дело. И тогда я понимаю, что жизнь Ивана гораздо мрачнее, чем я считала возможным, и от этого мне хочется прикасаться к нему больше, подсесть ближе, показать ему, что это не так и что существует нежность в этом мире. Если спросите мою семью, они скажут, что я воплощение этого.

- Я никогда не сделаю тебе больно, - произношу я.