Оставь для меня последний танец

— Лет семь назад он пришел в пиар-фирму, где я работаю. Мы имеем дело только с клиентами из высшего общества. Он хотел начать для своей фирмы рекламную кампанию, чтобы люди узнали о разрабатываемой вакцине. Потом он стал за мной ухаживать. Я знала, что похожа на его первую жену. Не могу сказать, что это было. Мой отец лишился пенсионных накоплений из-за того, что доверился Нику. Если Пик умышленно обманул отца, как и всех этих людей, то человека, которого я любила, просто не существовало.

Замявшись, она продолжала:

— Вчера меня навестили два члена правления. Чем больше узнаю, тем больше убеждаюсь и том, что Ник с самого начала был мошенником.

Я решила сказать ей о том, что собираюсь писать о нем подробную статью для «Уолл-стрит уикли».

— Это будет статья о том, как деньги сыпятся с небес, успевай только руки подставлять, — сказала я.

— Наши деньги уже просыпались и пропали.

Зазвонил телефон у кровати. Я сняла трубку и протянула Линн. Она со вздохом послушала и сказала:

— Да, пусть поднимутся. — Потом вручили мне трубку. — Со мной хотят поговорить о пожаре двое полицейских из Бедфорда. Думаю, вам лучше уйти, Карли.

Хотелось бы мне присутствовать на этой встрече, но меня вежливо выставляли. Положив трубку на рычаг, я взяла сумку и тут кое-что вспомнила.

— Линн, завтра я еду в Каспиен.

— Каспиен?

— Городок, в котором вырос Ник. Вы там никого не знаете, с кем я могла бы встретиться? Ник упоминал каких-нибудь близких друзей?

Она с минуту раздумывала над вопросом, потом покачала головой.

— Что-то не припомню.

Потом вдруг отвела от меня взгляд и тихонько вскрикнула. Я повернулась, чтобы посмотреть, что ее напугало.

В дверном проеме стоял мужчина, одна рука которого была засунута под пиджак, а другая в карман. Лысеющая голова, землистый цвет лица и впалые щеки. Мне показалось, он болен. Вошедший пристально посмотрел на нас обеих, потом бросил взгляд в коридор.

— Извините. Похоже, я ошибся этажом.

Пробормотав извинение, он удалился.

Через минуту на его месте у входа в комнату появились двое полицейских в форме, и я ушла.

9

По дороге домой я услышала по радио, что полиция допрашивает подозреваемого в поджоге дома Николаса Спенсера в Бедфорде, причем Спенсера называли, как обычно, пропавшим без вести или погибшим президентом «Джен-стоун».

Я узнала, к своему огорчению, что подозреваемым оказался тот самый человек, который вспылил на собрании акционеров в понедельник вечером, и произошло это в гостинице «Гранд-Хайат» в Манхэттене. Это был тридцатишестилетний Марти Бикорски, житель Уайт-Плейнса, штат Нью-Йорк, работавший на бензозаправочной станции в городке Маунт-Киско, по соседству с Бедфордом. Во вторник ему оказали помощь в больнице Святой Анны по поводу ожога кисти правой руки.

Бикорски утверждал, что в ночь пожара работал до одиннадцати, затем встретился с друзьями, чтобы выпить пару бутылок пива, и к половине двенадцатого был уже дома в постели. В ходе допроса он признался, что в баре распространялся про дом в Бедфорде, хвастаясь, что подожжет его, не моргнув глазом.

Жена Бикорски подтвердила показания, относящиеся ко времени его возвращения домой и отхода ко сну, но призналась также, что, проснувшись в три часа, не увидела мужа рядом. И еще она сказала, что не удивилась его отсутствию, поскольку сон у него беспокойный: иногда среди ночи он может накинуть куртку поверх пижамы и выйти покурить на заднее крыльцо. Она заснула снова и не просыпалась до семи утра. В это время муж уже был на кухне с обожженной рукой. Он сказал, что обжегся пламенем горелки, когда вытирал пролитое какао.

На днях я говорила следователю Джейсону Ноулзу из Главной прокуратуры штата, что не считаю того человека (теперь я знаю, что это Марти Бикорски) причастным к пожару, что он был скорее встревожен, а не жаждал мести. Я подумала, что теряю чутье, столь важное для работы в средствах информации. Потом решила, что не изменю своего мнения, как бы ни думал об этом Ноулз.

Крутя баранку, я вдруг поняла, что в голове у меня мелькает какая-то мысль. Потом до меня дошло. Лицо мужчины, ненадолго появившегося в дверном проеме палаты Линн. Я догадалась, что видела его раньше. Во вторник, когда у меня брали интервью, он стоял у входа в больницу.

Бедняга, подумала я. У него был такой подавленный вид. Я предположила, что кто-то из его семьи — пациент этой больницы.

В тот вечер я ужинала с Гвен Харкинс «У Ниари» на Пятьдесят седьмой Восточной улице. Подрастая, она жила неподалеку от меня в Риджвуде. Мы с ней ходили в одну и ту же среднюю школу. Она уехала в университет на юг, в Джорджтаун, а я — на север, в Бостонский университет. Но у нас были совместные семестры в Лондоне и Флоренции. На моей свадьбе с этим прохвостом она была подружкой невесты. А когда умер мой ребенок, а муж уехал в Калифорнию, именно она заставляла меня бывать с ней на людях.