– Я помою. – Рут подумала, что успокоится, если приведет в порядок свою кухню. А еще это была простая вежливость.
– Мы здесь сейчас. Мы благодарны вам обоим. Я настолько лучше себя чувствую, поев. Думаю, я бы еще выпил. – Д. Х. налил себе еще виски, достаточно старого, чтобы голосовать на выборах. Он хранился для особых случаев, а это, безусловно, был один из них.
– Я присоединюсь к вам. – Клэй подтолкнул к нему свой стакан. – Понимаете, тут не о чем беспокоиться.
Cтакан-тамблер оказался к месту; стекло было тяжелым и дорогим и не давало ему упасть на пол.
Эти незнакомцы не знали его, поэтому они не знали, что Д. Х. не был склонен к преувеличениям. За полтора часа дороги его страх вырос вдвое, как тесто на дрожжах.
– Ну, это было тревожно. – Он получил то, чего хотел, но теперь он хотел, чтобы этот мужчина и эта женщина его поняли. Он чувствовал их подозрительность.
Пена, желтая губка, лимонный запах, скрип чистой, горячей плиты приносили успокоение Рут. В предшествующие девяносто минут она была заторможена и тороплива одновременно – современная жизнь шла в сверхъестественном темпе, который не был предназначен для человека. Машины и самолеты превратили всех нас в путешественников во времени. Она выглянула в темноту ночи и вздрогнула. Положила руку на колено Д. Х. Она думала об этом месте, об этом доме, построенном на совесть и обставленном со вкусом, прекрасно расположенном и абсолютно безопасном, не считая осложнения в виде вот этих людей на ее кухне.
– Это преуменьшение.
– Отключение света. Как во время урагана «Сэнди». – Клэй вспомнил о недостоверных сообщениях про какой-то взрыв, о нефтепродуктах из канала Гованас[13]
, попавших в водопровод, – канцероген в каждом глотке. Они прожили без электричества полтора дня. Это была восхитительная чрезвычайная ситуация: они засели за игральные карты и книги. Когда дали свет, он испек яблочный пирог.– Или в 2003 году, – сказала Аманда. – Электросеть, помните?
– Я шел по Манхэттенскому мосту. Не удавалось связаться с ней по телефону. – Клэй с ностальгией и собственническим чувством положил ладонь на руку своей жены. – Я так волновался. Конечно, мы все вспоминали 11 сентября, но это было намного лучше, чем в тот день.
Это было местечковое ощущение превосходства, которое жители Нью-Йорка считали своей личной прерогативой, хотя собственническое чувство к месту, в котором живешь, свойственно каждому человеку. Ты перечисляешь бедствия, чтобы продемонстрировать свою преданность. Уж ты-то повидал эту старушку в ее худшем виде.
– Я, конечно, подумала про 11 сентября. – Рут смыла остатки еды в слив и включила измельчитель. – Что, если прямо сейчас умирают люди? Помните, несколько лет назад тот парень выехал на своем грузовике на велосипедную дорожку в Вест-Сайде? Просто арендовал грузовик в Нью-Джерси и убил всех этих людей? Это было даже не
– Огни. Все эти огни… – Д. Х. знал, что людям не интересно слушать про сон, который приснился кому-то ночью. То, что происходило, не было сном, но, возможно, некоторые вещи нужно увидеть собственными глазами.
Клэй верил, что если что-то сказать вслух, оно станет правдой.
– Думаю, что утром…
– Сейчас
– Я имею в виду, что в дневном свете все выглядит иначе. Думаю, что мотивационные клише имеют под собой основания, – Клэй говорил извиняющимся тоном, но он верил в свои слова. Мир был не таким страшным, как думали люди.
– Не знаю, как это объяснить. – Рут вытерла руки о полотенце и повесила его на место. Освещенное здание было живым, было маяком; без света оно исчезало, как однажды исчезла статуя Свободы в фокусе Дэвида Копперфилда. Внезапное отсутствие света ассоциировалось у Рут с уничтожением, с щелчком выключателя, с изменением, и это порождало вопрос: что было уничтожено, какой выключатель щелкнул, что изменилось?
– Вы были напуганы, – понял Клэй.
Рут извлекла из текущей реальности лишь один урок, и он заключался в том, что все держалось на молчаливом соглашении, что все будет держаться. Для разоблачения было достаточно, чтобы одна из сторон на него решилась. Реальной структуры для предотвращения хаоса не существовало, существовала лишь коллективная вера в порядок.
– Я была напугана. Я и сейчас напугана, – эту последнюю часть она прошептала невнятно. Ей было не стыдно, но неловко. Значит, вот оно как происходит: неужели она теперь испуганная старуха?
– Завтра мы узнаем больше, – Клэй верил в это.
– А что, если это северокорейцы? Тот толстый, который скормил своего дядю собакам, – Рут не могла остановиться. – Что, если это бомба? Ракета?