Оставь окно открытым

— Ну, не совсем, — протянула Катя.

— А одного ученого я просто спас. Вот так взял и спас, — небрежно бросил Веснушка.

— Ой, ой, Веснушка, расскажи! — не выдержала Катя.

— Да ничего особенного, — улыбнулся Веснушка. — Это было совсем недавно. Наверно, вчера. Во всяком случае на мамонтов уже не охотились, но на воздушных шарах еще не летали.

— Для тебя все недавно, — вздохнула Катя.

— А для тебя все давно, — строго одернул ее Веснушка. — Так вот. Залетел я как-то к герцогу Брабантскому.

— Слушай, Веснушка, — не утерпела Катя, — вот ты всегда говоришь: "Он меня увидел и до того удивился!.." Да как же ему было не удивиться, герцогу, когда он видел тебя вот такого: в джинсах, в куртке на «молнии»?

— Скажешь тоже! — возмутился Веснушка. — Я всегда одевался по моде. Какая-нибудь шкура или плащ, шляпа с перьями или еще что-нибудь. Вот однажды мне пришлось надеть камзол, на котором было пятьдесят пуговиц. Представляешь, какая была тоска застегивать его! Ведь я должен был каждую солнечную пуговку просунуть в солнечную петлю! А что поделаешь, если все в ту эпоху с этими пуговицами мучились? Впрочем, это было бы еще полбеды, если бы люди удивлялись на то, как я одет. Беда в том, что они удивляются на самого меня. На то, что я существую. Вот что самое обидное.

— Да… — задумчиво кивнула Катя.

— И не перебивай меня, пожалуйста, — нахмурился Веснушка. — Так на чем я кончил? Ах, да. Залетел я, значит, к герцогу Брабантскому. Худеньким и стройным никто бы не смог его назвать. Три подбородка сползали один на другой и тонули в кружевах. Пальцы белые, мягкие, жирные. Придворные ювелиры каждый месяц расширяли его кольца — так толстели пальцы герцога Брабантского. Уж не могу сказать тебе, какая связь между толщиной и жадностью, но чем больше толстел этот самый герцог, тем больше он требовал золота. Эх, обсудить бы этот вопрос с Солнышком!.. Впрочем, я знаю столько же толстых жадин, сколько и тощих, как жердь, скупердяев. Был, конечно, у герцога Брабантского свой алхимик.

— Ал… кто? — переспросила Катя.

— Алхимик. Так называли ученых в те времена. Алхимики.

— А алфизики тогда были? — не утерпела Катя.

— Опять перебиваешь? — подозрительно прищурился Веснушка.

— Молчу, молчу. — Катя крепко прижала к губам ладошку.

Веснушка с минуту испытующе смотрел на Катю, но та даже не шевельнулась, зажмурилась, застыла.

— Ладно уж, — смягчился Веснушка. — Так вот. Этот герцог засадил своего алхимика в подземелье, чтобы тот не удрал, да заодно не отвлекался, не глядел по сторонам, а день и ночь старался открыть секрет, как из всякой ерунды делать золото. Ну и подземелье, я тебе доложу. Если хочешь, спроси у Темноты. Она тебе ответит: "Ах, местечка лучше не найти, просто душа радуется, прелесть!" Но я тебе скажу: дыра — хуже не придумаешь. Стены мокрые, липкие. Ступени скользкие. Даже пауки по углам скучные, унылые, опухли от сырости, жалуются на ревматизм. Дверь скрипит так, что выть от тоски хочется.

— Луч солнца! О, если бы я мог увидеть хоть один луч солнца! услышал я однажды, как молил герцога старый алхимик.

"Эге-ге! — смекнул я. — Алхимик-то, оказывается, рыжий! Придется что-нибудь придумать…"

Я тут же решил свести знакомство с этим алхимиком. А уж если я что решил — меня и затмение Солнца не остановит.

Ты, конечно, знаешь, ну кто же этого не знает, что у герцога Брабантского имелся перстень со знаменитым бриллиантом. Вот я и скользнул прямо в этот бриллиант и свернулся на самом его донышке.

Таким образом, я преспокойненько въехал в подземелье на пальце герцога с таким же удобством, как он сам въезжал во двор своего замка в карете, запряженной шестеркой откормленных лошадей.

Только лошади знали, что они везут герцога, а герцог не знал, что он везет меня. Вот и вся разница.

Чтоб не вызывать лишнего шума, я незаметно перебрался на горящий факел и там грелся, пока герцог обзывал моего алхимика "нерадивым слугой", «лентяем» и "старым упрямым ослом".

Во всяком случае герцог утверждал, что моему алхимику здорово надоела его собственная голова и он поможет ему от нее избавиться. Потом герцог заявил, что у него поясницу прямо-таки разломило от сырости, но он клянется всеми своими предками, что не видать алхимику ни одного солнечного луча, пока он не раздобудет для него целую гору золота.

Ну, насчет луча он в любом случае ошибся, потому что, как только он со своей свитой и стражей выбрался из подземелья, я тут же вскарабкался на колено моему алхимику.

Поначалу алхимик меня, конечно, смертельно оскорбил и обидел.

Можешь не сомневаться, он мне тут же заявил, что такое бывает только в сказке и скорее всего это просто-напросто чудесный, удивительный сон.

Но когда он понял, что я ему вовсе не снюсь, он до того обрадовался, что чуть было с ума не спятил.

Я крепился, крепился, но все-таки не выдержал и простил его.

— Будет тебе заниматься всякой чепухой, переливать из пустого в порожнее, из колбы в реторту, — заявил я ему. — Ни крупицы золота ты все равно не добудешь.

— Мне тоже кажется, что у меня ничего не выйдет, — в глубоком унынии сказал мой алхимик.