Оставь страх за порогом

– Везде и нигде, – простодушно признался Кацман. – Приходилось менять местожительство, а с ним крышу над головой, впрочем, частенько оставался под чистым небом. Изъездил вдоль и поперек всю страну. Приходилось вместо кровати довольствоваться копной сена. Однажды ночевал в конюшне у стойла, где соседи били копытами, хрупали, другой раз в афишной будке. Привык засыпать с пустым желудком, так как виртуозность рук не всегда обеспечивала заработок. За работу брал и продуктами. Выступал где придется – на рынках, ярмарках, в питейных заведениях.

– Что делали на нашей крыше?

– Ехал. Надоело торчать на вокзале. В станице выступил почти на каждом углу, новых зрителей, а с ними сборов найти стало негде. Узнал, что в путь отправляется ваш вагон, и воспользовался им. Между прочим, на крыше куда лучше, нежели в вагоне – не жарко, не душно.

– Куда собрались ехать?

– Хоть к черту на рога, лишь бы оказаться подальше от военных действий.

Калинкин усмехнулся:

– Обмишурились, мы спешим как раз на фронт.

Кацман сник.

– Вот новое доказательство моей фатальной невезучести – бежал от огня, а попал в полымя.

К фокуснику подошла Добжанская.

– Я вас сразу узнала. В шестнадцатом году мы работали в одной программе в Твери, затем переехали в Иваново. Не забуду, как к удивлению публики доставали из пустого цилиндра живого кролика, незаметно забирали у зрителей кошельки, часы и возвращали, к всеобщему восторгу. Работали выше всяких оценок, лично я смотрела с открытым ртом.

– Премного благодарен за столь высокую оценку, – Кацман склонил на грудь голову, приложил руку к сердцу. – Как сейчас, вижу вас в кабриолете, а дочь – на скакуне в аллюре на манеже. Не забыть и лошадь, поднимавшую нужные цифры. Стоит закрыть глаза, слышу чарующие звуки вальса, который сопровождал ваше выступление.

Добжанская обернулась к Магуре.

– Могу засвидетельствовать личность гражданина Кацмана. Это мастер, большой мастер. Самым удивительным был его трюк с разбиванием в шляпе яиц и доставанием живого цыпленка. В каждом городе пользовался неизменным успехом.

Кацман вновь галантно склонил голову.

Добжанская привела фокусника в свое купе. Не спрашивая согласия, стала кормить, вспомнила общих знакомых в провинциальных цирках. Упрашивать «зайца» позавтракать было не надо, Кацман поспешил уплести перловую кашу с хлебом, словно еду могли отнять.

– Покажите еще что-нибудь, – попросил Калинкин.

– С удовольствием, – Кацман приосанился, перестал горбиться, произнес «фокус-покус», провел рукой над головой интенданта и на макушке Калинкина вырос цилиндр.

Дополнение к приказу:

Зачислить также в комиссариат, поставить на полное довольствие гр. Кацмана Изю Абрамовича.

5

Незадолго до полудня за окнами агитвагона потянулись искореженные снарядами и воронками пустоши, сожженные поля, обвалившиеся окопы, брошенные подводы с убитыми конями. Запахло едкой гарью.

Магура с Калинкиным хмуро смотрели на места недавних боев. Когда солнце коснулось горизонта, комиссар передал на паровоз приказ остановиться возле первого на пути полустанка, который выглядел вымершим – вокруг не было ни души, здание слепо смотрело на железнодорожный путь, взорванную водокачку.

«Куда подевались люди? Видимо, паника заставила бежать сломя голову, без оглядки. Кто брал полустанок – наши или красновцы?» Магура подозвал Калинкина. – Я на станцию, а ты гляди в оба, не теряй бдительность. Интендант почесал затылок. – Ну и дела! Чую, беляки тут похозяйничали, их рук погром.

Чекист спрыгнул на щебенку. Сделал несколько шагов к зданию, услышал знакомый с фронта характерный для артобстрела вой снаряда, упал неподалеку от вагона. Сделал это вовремя – тотчас неподалеку, содрогая воздух, разорвался снаряд. По крыше вагона забарабанил поднятый взрывом щебень. Агитвагон качнулся, еще немного и свалился бы набок, из рам вылетели последние стекла.

– Давай задний ход! – закричал, срывая голос, комиссар, но паровоз не шелохнулся. Магура понял, что его не услышали, вскочил на ноги и увидел, как машинист с кочегаром мелькают пятками к солончаковому холму. Вернувшись к сбившимся в тамбуре артистам, приказал покинуть вагон. Не дожидаясь, когда члены агитбригады придут в себя, вытолкнул на насыпь замешкавшихся Кацмана и Петряева, которые кубарем слетели по лесенке, это же ожидало артисток, но мать и дочь оказались расторопнее. Последним выпрыгнул Калинкин, успевший прихватить мешок с продуктами и винтовку, с которой сросся за время армейской службы.

– Берите ноги в руки и чешите подальше!

Очередной взрыв подстегнул артистов, они припустили к лесу, побежали цепочкой, один за другим.

Шестеро были уже относительно далеко от станции, вагона, паровоза, когда к полустанку на рысях примчался казачий эскадрон. Всадники в сползающих на глаза, нелепых в жару меховых папахах, черных гимнастерках наполнили округу свистом, улюлюканьем.