Оставаться собой

Далее я перешёл в находящуюся почти рядом с начальной мужскую семилетнюю школу, где к списку положенных по программе предметов прибавился английский язык. В этой школе я проучился один учебный год (пятый класс). И пришлось мне с точки зрения социума потяжелее. По сути я подружился только с двумя одноклассниками, с одним из которых сидел рядом за партой. Остальные то ли из-за того, что я опять быстро стал лучшим учеником, то ли почувствовав мою «сам с усамость», встали в жёсткую оппозицию, так что мне иногда сильно доставалось ввиду численного превосходства противника. Однажды я пришёл домой, держась за голову: сзади бросили кирпич и весьма удачно. Дед спросил, в чём дело, я сказал. «Идем», – сказал он, мы пошли по дороге к школе и встретили одного из главных закопёрщиков. Он, завидя нас, дал стрекача, но Дед, к моему удивлению, в три прыжка его догнал и жестоко надрал уши, приговаривая: «Нельзя кучей на одного, драться надо честно».

Теперь о городе и Карелии. Город сделал мне два подарка, один разовый, другой постоянный на всё прожитое в нём время. Разовый – это первый в моей жизни настоящий салют живьём. В честь 1 мая, ведь Петрозаводск тогда был столицей Союзной Республики, ему по статусу полагались праздничные салюты. Это было необыкновенно. Мы пошли все тогда ещё втроём. На пустыре, почти у кромки берега озера были поставлены две зенитки, за ними в две шеренги роты солдат с ракетницами, за солдатами свободно стояли зрители, коих было не так уж и много. Между зенитками и солдатами стоял американский «Студебеккер» с откинутым задним бортом. В кузове возвышался офицер с красным флажком в одной руке и секундомером в другой. На него были направлены с двух сторон прожектора, так что он вырисовывался весьма эффектно. Ровно в 10 часов московского времени он взмахнул флажком, грянул залп, в небо взлетели разноцветные ракеты. Через каждые пятнадцать секунд всё повторялось, пока не закончилось указанное число залпов. Необыкновенное зрелище! В дальнейшем каких только салютов в разных местах Земли я не насмотрелся, но этого первого не забуду никогда.

Второй подарок – это прекрасный Дворец Пионеров, монументальное здание на широкой площади Кирова, на которой проходили праздничные демонстрации. Это было моё царство, где я проводил больше времени, чем в школе. Во-первых, громадная библиотека, я читал днями напролёт в читальном зале и ещё брал книги на дом. Во-вторых, наличие разнообразных кружков. Сначала я затесался в авиамодельный, мы клеили из спец-бумаги огромные воздушные шары, надували их горячим дымом над костром и запускали в сторону озера. Они улетали на несколько километров, а когда дым охлаждался, благополучно тонули в его бездонных глубинах. Затем мы делали из наборов модели планеров и фюзеляжных самолётов с винтом, вращающемся от перекрученной резинки. Обе мои модели к моему удивлению даже полетели. Потом я вдарил по музыке, пошёл записываться в кружок духовых инструментов, но там уже не было мест. Пришлось записаться в кружок народных струнных инструментов. Получил домой домру-приму и целый год по нотам разучивал и дома и зальчике дворца для кружка народные песни и композиции, под конец мы весьма успешно выступали на концертах. Жаль было уезжать от таких возможностей.

Карелия. Всем известна красота карельских лесов и озёр. Пара эпизодов, которые легли, что называется мне на душу. Первый – выезды за город коллектива конторы с семьями на выходной на какое-нибудь небольшое озеро, с разведением костров, приготовление чая и прочего, строительство плотов и путешествие через озеро без сопровождения комаров, которых сдувал ветерок. Второе – незабываемая поездка вдвоём с мамой на два дня с ночёвкой в карельскую деревню на берегу большого озера, там жила мамаша маминой сослуживицы, устроившей нам этот отдых.

Озеро оказалось весьма большим с многочисленными островами. Мы взяли лодку и переплыли на ближайший остров. Причалили в песчаной бухточке. Я поднялся на невысокий обрыв, оказался на поляне и замер, поражённый. Ногу было поставить некуда: поляну устилали сплетённые в ковёр высокие кусты черники, ядрёной и сладкой. Ясно было, что до нас тут никто не появлялся. Я так и не ушёл с этой поляны, набрал корзинку черники, потом стал её есть. Сперва стоя, потом сидя, потом лёжа. «Пойду, поищу ещё чего-нибудь», – сказала мама и ушла. Вернувшись часа через два с литровой банкой лесной земляники, она застала такую картину: я лежал на боку и губами снимал ягоды с куста, объев его, перекатывался на другой бок к следующему кусту и продолжал ленивое объедание. И был я весь измазан черничным соком.

– Ого, – сказала мама, – смотри не перестарайся. Ладно, поехали, в бане отмоешься.