Оставленные

– Потому что ты встала как вкопанная. Заткнись, подумала Нора, заходя в центральный коридор – яркий туннель с натертым до блеска коричневым полом и множеством традиционных зеленых шкафчиков, убегающим вдаль, по обеим сторонам. Просто заткнись, прошу тебя. Напротив канцелярии на стене висела коллекция автопортретов школьников, под ними – надпись крупными буквами: МЫ – МУСТАНГИ! С болью смотрела она на все эти свежие, полные надежд, неумело нарисованные лица детей, представляя, как счастливые матери каждое утро отправляют их в школу с ранцами и коробочками для завтрака, а после обеда заезжают за ними и увозят домой.

Привет, детка, как день прошел?

– У них здесь прекрасная программа по изобразительному искусству, – сообщила Карен, словно проводила экскурсию по школе для родителя, выбирающего учебное заведение для своего ребенка. – И музыку хорошо преподают.

– Чудненько, – буркнула Нора. – Я, пожалуй, запишусь.

– Я просто из вежливости. Злиться необязательно.

– Извини.

Нора знала, что ведет себя по-свински. По отношению к Карен это было тем более несправедливо, что только она одна и согласилась составить ей компанию, хотя Нора обратилась к сестре в последний момент. В этом была вся Карен. Норе она не всегда нравилась, у них почти на все были разные взгляды, но она всегда могла рассчитывать на сестру. Все остальные, кому она звонила, – ее якобы близкие подруги из группы мамочек, в которую она больше не входила, – отказались, сославшись на домашние дела и прочее, правда, прежде попытались отговорить ее от посещения этого мероприятия.

Ты уверена, что это хорошая идея, милая? Норе претил их снисходительный тон, то, как они называли ее «милой», словно обращались к ребенку, неспособному принимать собственные решения. Может, стоит немного подождать?

Под «немного подождать» подразумевалось подождать, когда осядет пыль от статьи, той самой, о которой до сих пор еще, наверно, шепчется весь город: НЕ ПРОЧЬ ПОИГРАТЬ И С ДРУГИМИ: ПАПОЧКА-«ГЕРОЙ» ЗАЖИГАЕТ С ХОРОШЕНЬКОЙ ВОСПИТАТЕЛЬНИЦЕЙ. Нора лишь раз прочитала эту статью, у себя на кухне, после неожиданного визита Мэтта Джеймисона, но и одного раза оказалось достаточно, чтобы все грязные подробности бурного романа Дуга с Кайли Маннхейм навечно отпечатались в ее памяти.

Даже теперь, две недели спустя, ей все еще трудно было представить Кайли в роли Той Женщины. В восприятии Норы она оставалась любимой воспитательницей ее детей из детского сада, в который они ходили, – чудесной, энергичной девушкой, недавно окончившей колледж. Даже с пирсингом в языке и татуировкой на левой руке, приводившей в восхищение малышей, Кайли удавалось производить впечатление добродетельного и здравомыслящего человека. Она была автором замечательного письма-характеристики – некогда Нора думала, что будет дорожить им вечно, – в котором на трех страницах был изложен основанный на тщательных наблюдениях подробный анализ первого года пребывания Эрин в детском саду, восхвалявший ее «незаурядные навыки общения», «неистощимую любознательность», «бесстрашие» и «любовь к приключениям». После Четырнадцатого октября Нора месяца два всюду носила с собой это письмо, чтобы иметь возможность перечитать его в любой момент, когда ей захочется вспомнить дочь.

К сожалению, в достоверности обвинений его преподобия сомневаться не приходилось. Он достал из мусорного ящика старенький, очевидно, неработающий лэптоп Кайли – парень в компьютерном магазине сказал ей, что в нем полетел жесткий диск, – и, применив на практике свои недавно приобретенные навыки по восстановлению данных, выудил из компьютера целую коллекцию изобличающих электронных писем, компрометирующих фото и «шокирующе откровенных» бесед в чате между «симпатичным отцом двух детей» и «очаровательной молодой воспитательницей». В статье были представлены несколько скандальных фрагментов из этой переписки, в которых Дуг демонстрировал свою прежде скрытую склонность к эротическому письму.

Нора была потрясена до глубины души, причем не только разоблачительными материалами, преподанными в сенсационно-паскудной форме – разумеется, она ни о чем не догадывалась, – но еще и тем, с каким нескрываемым удовольствием его преподобие предал эти сведения огласке. После того, как разразился скандал, несколько дней она пряталась, переосмысливая свой брак, задаваясь вопросом, неужели каждая минута, прожитая с мужем, была пронизана ложью.